Разумеется, подобные утверждения очень далеки от истины. Так, например, Кристиан Унгвари опросил более 20 участников тех событий, но никто не смог припомнить, чтобы накануне прорыва на них обрушился ураганный артиллерийский огонь. Но все припоминали, что советские орудия открыли огонь между 22 и 23 часами, то есть когда уже началась операция по прорыву кольца окружения. Из этих интервью следовало, что поначалу советские солдаты использовали только легкие минометы и свое стрелковое оружие. Единственным исключением стал эпизод, произошедший у Венских ворот. Там советская артиллерия прицельным огнем смогла уничтожить большую группу салашистов и солдат Хонведа, среди которых, кстати, был полковник Ферешвари. Но причиной обстрела, который произошел до 20 часов, стали слишком открытые действия венгров, которые, не скрываясь, вышли на достаточно открытое место. Советское командование могло предположить, где и в каком направлении будет осуществляться прорыв, но о точном времени начала операции оно не могло знать. За последние дни немецко-венгерская группировка предприняла более 20 вылазок, при этом каждая из них могла являться началом прорыва.
Глава 2
«Первый акт отчаяния»
[8]Положение остатков немецко-венгерской группировки на тот момент было весьма запутанным. В первую очередь это касалось южной части плацдарма. Цитадель на горе Геллерт была взята советскими войсками сразу же после полудня 11 февраля 1945 года. В атаке, которая должна была начаться от малой вершины горы Геллерт, принимало участие сводное венгерское подразделение, которое позже понесло огромные потери. Но после того, как контроль над горой Геллерт был утрачен, венгры оказались отрезанными от основных немецких сил. Этот венгерский отряд потерял связь и с солдатами Хонведа, которые располагались в Келенфёльде и окрестностях гостиницы «Геллерт». Несмотря на приказ Пфеффера-Вильденбруха, 10 февраля они отступили в кварталы на улице Фёш, которые были расположены ближе к замку. Сами же немцы покинули эти позиции вечером 10 февраля. Некоторые из очевидцев вспоминали, что некоторые из немецких солдат специально отстали в надежде вместе с венграми сдаться в советский плен. Они полагали, что это было меньшее из двух зол.
В часы перед началом прорыва линия фронта проходила вдоль улицы Хедьяли, а затем продолжалась по седловине между Солнечной горой и горой Геллерт. Несмотря на то, что пляж Рац, расположенный у подножия горы Геллерт, находился еще в руках немцев, реальная линия немецкой обороны в те часы начиналась у придунайской площади Дёбрентай и заканчивалась у Солнечной горы на улице Аттилы и улице Сако. Пустые склоны были ничейной территорией. Немцы контролировали и часть Солнечной горы. Это были улицы Мессарош и Хедьяли, которые простирались почти до самого южного вокзала. Общая линия обороны тянулась до улицы Мико, где она «впадала» в Кровавый луг.
Несколько немецких отрядов продолжали вести бои в домах Кольца Кристины, стоявших между улицами Марош и Борш. К этому моменту советские войска атаковали западнее Кольца Кристины, на территориях между южным вокзалом и Кровавым лугом. По словам очевидцев, несколько немецких и венгерских солдат оказались «запертыми» на верхних этажах здания почтамта на площади Селля Кальмана. Чтобы вызволить их, 10 февраля силами остатков батальона «Ваннай» и 12-й резервной дивизии была предпринята контратака. Венгерские солдаты смогли проникнуть в здание почтамта, но их сил явно не хватало, чтобы выбить из него красноармейцев. Провалом закончилась и вторая контратака. В итоге после начала прорыва почтамт предпочли поджечь. Сопротивление советским частям оказывала и еще одна группа, которая оказалась блокированной между улицами Фень и Клара. Ее отличало то, что она смогла сохранить телефонную связь с почтамтом!
Дальше фронт проходил по Сенной площади, тянулся вдоль проспекта Маргариты до моста Маргариты. На этом участке немцы и венгры перед прорывом предпринимали только мелкие вылазки. Открытость набережной для артиллерийского огня вообще не позволяла передвигаться большим группам.
11 февраля в 20 часов первые штурмовые группы приступили к прорыву. Капитан Гельмут Фридрих вспоминал об этих часах: «Внезапно минометный огонь обрушился на узкие переулки города… Постепенно обстрел усиливался. В воздухе носилось какое-то беспокойство. Слышались отрывистые команды. Крыши домов освещались сигнальными ракетами. После того как ракеты гасли, в переулках вновь наступала непроглядная тьма. Со всех сторон солдаты устремлялись только на север. И вновь минометный обстрел. Каждый пытается найти вход в дом, чтобы укрыться от него. Снова звучат команды. Гибнут товарищи. На тесных улочках усиливается толкотня. В кромешной тьме все продвигаются вперед буквально на ощупь. Где-то впереди узкие переулки вышли на широкую и красивую улицу — это был проспект Маргариты, по которому проходила наша линия обороны. Прорыв должен был начаться там, где в каждом окне наготове нас поджидал русский. Там, где проспект расширялся, образуя транспортный узел, — должны были совершить наш жест отчаяния. Это место называлось по-венгерски Сена-тер, то есть Сенная площадь… Наша атака начиналась в самых не предназначенных для этого условиях! Для командиров общевойсковых частей это было удручающей попыткой к бегству, животным порывом спасти свою жизнь, актом отчаяния. На тот момент солдаты повиновались только инстинкту самосохранения. Никто не обращал внимания, что происходит в стороне. Между узкими зазорами в строю домов с обеих сторон раздаются отблески. Можно подумать, что идет мирная жизнь, а это играют огнями витрины и рекламные вывески. Но на самом деле это разрывы гранат, огонь автоматных очередей и сигнальных ракет, которые взлетают в небо. Именно там находится передовая. Теперь даже Кулике и его адъютант попадают под власть животных инстинктов. Каждый ревет «вперед»! Справа и слева люди также одержимы желанием как можно скорее прорвать кольцо окружения. Они ведут себя как скоты, толкаются локтями, шагают по трупам, пинают раненых».
В воспоминаниях обершарфюрера СС Вилли Града сохранился такой отрывок: «Мы неистово ищем свободное место. Вокруг раздается треск и шум. Мины рвутся перед нами, за нами и среди нас. Грохочут взрывы гранат, раздается пальба из пулеметов, тарахтят автоматы, щелкают винтовочные выстрелы. Кругом огонь. Времени на раздумье совсем не остается. Страх и мужество уступают место слепому желанию выжить. Передо мной встает горящий танк. Значит, впереди находится орудие, которое ведет огонь по этой человеческой массе. Оно бьет прямой наводкой. Подобно леммингам, сталкивающим друг друга в море, толпа рвется вперед. Никакой дисциплины, никакого рационального поведения. Только вера в свою судьбу».
На ведущей к Сенной площади улице Ошстром собрались жившие там солдаты из батальона «Ваннай». Все их вооружение состояло из белой, недавно постиранной рубашки, вещевого мешка, в котором лежало немного шоколада, водки и шпика, стальной шлем и несколько ручных гранат. У кого-то имелись в наличии советские автоматы. Эти люди считались везунчиками, так как они не знали проблем с патронами. В крайнем случае, боезапас можно было пополнить за счет убитых красноармейцев. Один из них, венгр Эрвин Галантай, вспоминал: «Трое из нас безупречно говорили по-русски. Одним был немец, долгое время живший в Бессарабии. Двое других — солдаты из «Ванная», несколько лет проведшие в русском плену
[9]
. Они с командирами групп устремились к противотанковому рву, где пытались заговорить с русскими. Судя по всему, им удалось усыпить их внимание и перебить патруль. Раздалась команда: «Может следовать вторая группа!» Но тут начался форменный ад. По нам был открыт огонь из минометов, пулеметов, автоматов — всего, что могло стрелять. Но все-таки второй группе удалось прорваться к зданию почтамта, где их поджидали несколько солдат из батальона «Ваннай».
