Книга Васек Трубачев и его товарищи, страница 155. Автор книги Валентина Осеева

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Васек Трубачев и его товарищи»

Cтраница 155

Она мечтала о том времени, когда кончится война, вернётся Петин отец. У них будет дружная трудовая семья. Екатерину Алексеевну беспокоило равнодушное отношение мальчика к отцу. Петя редко вспоминал о нём; гораздо чаще, с искренним беспокойством он говорил о своём учителе, о Мите.

Екатерина Алексеевна часто беседовала с Петей об отце, постепенно прививая мальчику мысль, что отец – ему близкий, дорогой человек. Она не оправдывала сурового обращения отца с Петей, но находила глубокие, извиняющие причины. Петино сердце теплело медленно, постепенно…

Думая обо всём этом, Екатерина Алексеевна снова возвращалась мыслью к занятиям. Что же делать? Бросить сейчас – поздно. Ребята изо всех сил тянулись всю зиму! В конце концов она решила, проверив ещё раз хорошенько знания ребят по всем предметам, пойти к Леониду Тимофеевичу, рассказать всё откровенно и просить совета.

«Июль, август…» – мысленно считала Екатерина Алексеевна. Впереди оставалось только два месяца.

Глава 28 Нюра Синицына

Нюра стояла у окна в палате и слушала, как шумит ветер, как, положив на подоконник ветки, с тихим шорохом касаясь её рук, качается Валина берёзка. Нюра видела в темноте тонкий белый ствол молодого деревца, и сердце её сжималось неостывающей тоской по Вале.

В палате не зажигали огня. Раненые, лёжа на койках, глядели в раскрытое окно на выступающие в темноте кусты, на белые колышки забора, на развешанные между деревьями стираные халаты, на всё, что было видно из окна и вносило с собой в палату какое-то разнообразие.

В палате «4 Б» кое-где уже слышалось сонное дыхание, разговор затихал. В сумерках смутно белели лица, шевелились закинутые за голову руки. Кто-то, осторожно шаркая туфлями, выходил в коридор…

До Нюры долетел приглушённый шёпот. Облокотясь на подушку, Вася рассказывал соседу по койке:

– …Идём мы, леса густые… Мороз словно стекло под лигами рассыпал. Сучья трещат… Видим – ночевать надо. Разгребли мы снег под елью, застелили ветками, поверх палатку положили, легли вчетвером, друг о друга греемся…

Нюра низко склоняется к зелёной ветке берёзы. Ей вспоминаются длинные светлые косы, заткнутые за ремённый поясок, синяя трубка тетрадок, зажатая в руке, и на длинной Миронихиной кофте рассыпавшийся букетик ромашек.

– …Ну, накрылись палаткой, согрелись кое-как… Выглянул я. Светит луна, сквозь ветви продирается. И стоит он по колено в снегу… с биноклем. Шапка снегом запорошена, вся блёстками переливается, брови и ресницы тоже от мороза побелели. Все спят, а он стоит…

Что-то тревожит Нюру в рассказе Васи. Про кого это он опять? Про командира, верно… Почему же командир не спит?..

Она тихо отходит от окна, слушает, и рисуется ей белое-белое поле, тяжёлые, засыпанные снегом ветви ели, взбитые метелью сугробы и утонувший в них до пояса командир в шинели бойца, в заснеженной шапке с красным огоньком звёзды…

В углу палаты раздаётся голос Егора Ивановича:

– Попить бы, дочка…

Нюра осторожно проходит между койками, наливает в чашку воды и подносит её раненому. Егор Иванович, покачиваясь, сидит на койке. В полумраке белеют туго забинтованная рука и на смуглой, заросшей шее широкий бинт.

– Мозжат кости, терпенья нет… Вот через недельку на электризацию назначат. Я уже просил Нину Игнатьевну, чтобы ты меня тогда водила, дочка. Тут через дорогу, недалеко… Только бы скорее назначили, – тихо говорит он, морща высокий лоб и глядя на Нюру изнурёнными бессонницей глазами. – От тепла боль приутихает, дышать легче.

– Как только доктор скажет, так и пойдём, – ласково говорит Нюра. – Тут недалеко, мы потихоньку…

Напоив Егора Ивановича, она снова отходит к окну и, присев на подоконник, смотрит, как постепенно темнеет и темнеет во дворе. Сегодня Нюра сильно поссорилась с матерью. Закрывая за девочкой дверь, мать с сердцем сказала:

– В последний раз тебя пускаю! Что это за безобразие, что ты ни одного дня не посидишь дома! Вот сейчас вечер. Все порядочные девочки уже давно дома! Ну куда ты идёшь?

Нюра молчала. Она часто упрямо молчит, избегая взгляда матери. А мать ждёт, требует ответа; молчание Нюры возмущает её до глубины души.

«Но разве ей можно что-нибудь рассказать! – с тоской думает Нюра. – Ведь она потом этим же попрекать станет!»

– Нюра, ты живёшь с нами, как чужая… – сказала сегодня мать. Полный подбородок её задрожал, в глазах появились слёзы.

Нюра с тревогой смотрела, как мать прижимала к глазам платок, нервно комкала его в руках.

– Почему ты всегда молчишь, Нюра?

Мать вдруг, словно потеряв терпение, разразилась гневными упрёками:

– Тебе твои товарищи дороже родителей! Ты целые дни без толку гоняешь с ними по всему городу… Но я этого не оставлю так! Я не для того свою дочь воспитывала, чтобы она лодыря гоняла с какими-то приятелями.

– Это не какие-то… Ты не должна так говорить, мама!

Мать и дочь смотрели друг на друга холодными, враждебными глазами. Потом Нюра отвела взгляд и пошла к двери.

Дел так много! Их накапливается всё больше и больше. Теперь они уже начинаются с самого раннего утра. Ведь все ребята на работе! Что понимает в этом мать!..

Возвращаясь поздно вечером, Нюра с замиранием сердца слышит всегда одно и то же восклицание:

– Наконец-то!..

И пока Нюра, снимая на ходу пальтишко, проскальзывает в комнату, мать, шумно дыша, идёт за ней, как грозный судья, имеющий право на угрозы, наказания и жалобы.

– В последний раз чтобы это было! И помни: если ты меня обманываешь… если все эти твои россказни, что ты ходишь в госпиталь, окажутся ложью… – Мать дробно стучит пальцем по столу, голос её повышается до крика: – Я к главврачу пойду! Я тебя не пожалею… Я целый день как безумная мечусь по дому и не знаю, где моя дочь… Да мало мы с отцом из-за тебя пережили, когда ты на этой самой Украине застряли! Мало я ночей не спала! Неблагодарная!

Мать бессильно опускается на стул, закрывая лицо руками; крупные слёзы просачиваются сквозь её пальцы.

– Неблагодарная ты! Вот останешься без матери, вспомнишь тогда всё.

Испуг и жалость охватывают Нюру. Она бросается к матери, пробует разнять её руки, прижимается к ним лицом:

– Мамочка, ведь я не одна, ведь все ребята так! И я ничего тебе не солгала – мы все работаем.

– Кто – все? – грозно спрашивает мать. – Кто? Твои Трубачёв? Вот эта самая компания, которая и испортила тебя вконец! Где моя дочь? Я её не узнаю… То-то сюда и глаз не кажут! Стыдно им… Я на тебя все силы положила. Но ты готова на первых встречных променять родителей. Бессовестная! Тебе никого не жалко!

Нюра уже не слушает, как со слезами и возмущением упрекает её мать, – она всё равно не в состоянии доказать свою правоту.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация