– Можно из кисеи что-нибудь сделать, если у вас есть кисея, – смущённо сказала Синицына.
Елена Александровна приветливо протянула ей руку:
– Кисея есть, я сейчас принесу. Садитесь! У нас кисеи много, можно и в большом зале повесить – всё-таки будет уютнее!
Она поспешно вышла. Синицына села. Ребята от удивления словно приросли к полу.
– Нюра, – как ни в чём не бывало сказал Леонид Тимофеевич, – представь маме своих товарищей. Мария Ивановна давно их не видела, забыла уже, наверно, какими они были в прошлом году.
Нюра испуганно поглядела на ребят.
– Трубачёв… Васёк… – дрожащим голосом начала она, Васёк знал неприязненное отношение Нюриной матери к нему самому и к его товарищам, но из глубокого СОЧУВСТВИЯ к подруге с необычайной торопливостью подошёл к Синицыной и низко поклонился. Мария Ивановна подозрительно оглядела его со всех сторон и протянула руку.
– Вырос… большой стал… – наугад сказала она, стараясь быть любезной.
Товарищи подходили один за другим, кланяясь, смущённо улыбались. Мазин тоже поклонился и, усмехнувшись, громко сказал:
– Мы неплохие ребята, в общем…
Леонид Тимофеевич, наблюдавший эту сцену, весело расхохотался. Мария Ивановна тоже засмеялась – страх перед «компанией» её дочери невольно рассеялся, и, привлекая к себе Лиду Зорину, она даже сказала:
– Что же ты к моей Нюре не приходишь? Приходи, когда свободна.
Вместе с Еленой Александровной в комнату вошла Федосья Григорьевна, оставив за дверью кучку младших ребят.
– Нельзя туда – учительница не позволила! – громким шёпотом уговаривала своих сверстниц Нютка.
Елена Александровна положила на стол большие куски белой кисеи. Федосья Григорьевна захлопотала:
– Мария Ивановна, давайте отмерим сразу на все окна и примемся за работу.
– Я думаю, может, покрасим раньше в разные цвета? Можно в жёлтый, в светло-зелёный, – предложила Синицына.
– А для пионерской комнаты сделаем флажки, – подхватила Федосья Григорьевна и, собрав со стола ворох кисеи, пригласила: – Пойдёмте во двор, там у нас есть скамеечка и столик, сядем уютно. Пойдёмте, пойдёмте!
Мария Ивановна пошла за учительницей младших классов.
– Дети, дети, идите все за мной, я несу вам работу! Чудесную работу! – слышался в коридоре сочный голос Федосьи Григорьевны.
Елена Александровна заметила взгляд директора и улыбнулась. Ей вспомнилось первое посещение школы Синицыной.
Нюра, счастливая, что всё обошлось благополучно, шёпотом говорила Лиде:
– Ой, как я испугалась! Я только на вас и надеялась. Ведь ты знаешь, мама не сама пришла – её давно уже Леонид Тимофеевич звал.
Ребята снова принялись за дело. Со двора начали появляться школьники других классов. Все знали, что сегодня будут убирать пионерскую комнату. Некоторые принесли из дому плакаты, открытки, портреты.
Леонид Тимофеевич подозвал Васька и указал ему скромное местечко в уголке, над круглым столиком.
– Ну, я думаю, здесь можно поместить и нашу семейную фотографию, – пошутил он. – Пойдём-ка со мной, Трубачёв!
Васёк, ничего не понимая, побежал за директором в учительскую.
Вынув из портфеля фотографию, где была снята группа учителей, Леонид Тимофеевич показал её мальчику. Васёк пробежал глазами по знакомым лицам и замер от счастья, увидев Сергея Николаевича и рядом с ним Митю.
Леонид Тимофеевич знал от ребят, что Митя был опасно ранен, и, не надеясь на его выздоровление, не хотел раньше показывать найденную среди школьного имущества фотографию, чтобы лишний раз не напоминать ребятам о постигшем их горе.
Теперь Митя выздоравливал, и Леонид Тимофеевич решил передать фотографию в пионерскую комнату.
Васёк долго смотрел на Митю, на учителя, потом с волнением спросил:
– А что, Леонид Тимофеевич, ничего не слышно о нашем Сергее Николаевиче?
Ребята часто задавали этот вопрос своему директору, но судьба учителя была неизвестна, и, как всегда, Леонид Тимофеевич грустно ответил:
– Нет, Трубачёв, не слышно. – И тут же, чтобы отвлечь мальчика, заторопил его: – Ну, беги вниз, приготовь там местечко, а я сейчас принесу фотографию. Да не говори ничего ребятам, пусть это будет для них сюрпризом.
– Вытрите столик хорошенько и ничего тут не вешайте! Это место занято! – вбегая в пионерскую комнату, крикнул товарищам Васёк.
Леонида Тимофеевича не было долго.
– Сейчас он принесёт… Сейчас принесёт что-то. Тогда увидите что, – повторял Васёк, поминутно выглядывая в коридор.
Волнение его заразило ребят. Они толпились около двери, перешёптывались между собой, строили всевозможные догадки.
– Сами увидите, сами увидите… – повторял Васёк.
Елена Александровна, заинтересованная нетерпеливым ожиданием ребят, пошла навстречу директору.
– Что вы им обещали? – спросила она в коридоре, с любопытством глядя на большую фотографию, обёрнутую в папиросную бумагу.
– Любимого учителя и любимого вожатого, – улыбнулся директор.
Он открыл дверь в пионерскую комнату. Там стояла напряжённая тишина.
– Вот вам мой подарок, – сказал Леонид Тимофеевич, медленно разворачивая фотографию и поднимая её вверх.
Глаза ребят с жадным интересом остановились на фотографии. В наступившей тишине раздался удивлённый и радостный возглас Лиды:
– Сергей Николаевич! Митя!.. Ребята, Сергей Николаевич!
Вокруг директора всё зашумело, задвигалось. Ребята, налегая на плечи товарищей, тянулись к фотографии.
– Вот они – Сергей Николаевич, Митя! – радостно и возбуждённо кричали ребята, указывая друг другу на знакомые, дорогие лица.
На снимке Митя скромно стоял за стулом учителя, как бы уступая ему главное место.
– Сергей Николаевич… Сергей Николаевич!.. – с нежностью и тревогой повторяли ребята.
Елена Александровна стояла в сторонке. Глаза у неё были большие, удивлённые, как будто она хотела о чём-то спросить и не решалась.
– Это наш учитель… – объясняя ей общее волнение, сказал Васёк.
Она молча поспешно кивнула головой и начала что-то прибирать на столе.
* * *
Когда Леонид Тимофеевич и Елена Александровна вышли, ребята, толпясь около фотографии, заговорили шёпотом.
– Бедный Сергей Николаевич… – вглядываясь в лицо учителя, сказал вдруг Лёня Белкин. – Здесь он такой спокойный на снимке, даже не предчувствует, какое горе на него свалится… Ведь вы ещё не знаете всего, что здесь было! – с жаром добавил Лёня. – Мы когда приехали, нас родители на вокзале встретили. А некоторые тут же начали обвинять учителя, что он с нами уехал, а остальных ребят с Митей оставил.
