— Сядь, солдат!
Шоу плакала рядом, но мне хотелось не утешать ее, а убраться отсюда подальше и поскорее. Папа кашлянул и скрестил руки на груди.
— У нас уже давно разлад в семье. Слишком много лжи, слишком много умолчаний. И я не стану больше молчать только ради того, чтобы жена была довольна. Потому что никому — и ей самой — это радости не приносит.
Он потер подбородок и вдруг словно постарел на много лет.
— Марго, ты прекрасно понимаешь, что последние годы обращалась с Рулом жестоко. Я, как и ты, потерял сына, и мне надоело смотреть, как ты превращаешь другого сына в чужого человека, который нас ненавидит. Рул славный мальчик, он много работает, любит родных, и у него есть качества, которые вполне способна оценить девушка. Хватит захлопывать перед ним дверь. Мы оба знаем, что Шоу влюблена в него с детства. Мы видели, как она смотрела на Рула, как заступалась за него, и не думай, будто я не замечал, что именно поэтому ты всегда подталкивала ее к Реми.
Отец вздохнул, как будто сдерживал этот вздох много лет, и посмотрел на нас с Ромом.
— Шоу не соврала, ребята. Ваш брат действительно был гей. Конечно, он не хотел, чтобы мы с матерью знали. Но подростки не умеют врать, и вдобавок они не настолько осторожны, как думают…
Он искоса посмотрел на маму, а мы с братом изумленно переглянулись.
— Марго думала, это просто фаза. Вот почему она с такой готовностью приняла Шоу в нашу семью. Она не сомневалась, что ты, девочка, на него повлияешь, заставишь полюбить девушек или, точнее, себя, но очевидно было, что ты видишь только Рула. Потом мы просто восхищались тобой — мы видели, как тебе недостает любви и от чего ты вынуждена отказываться… и не могли тебя отпустить, пусть даже мне не нравилось, что Реми внушал всем, будто между вами нечто большее, чем просто дружба.
— Он сказал бы, — прорычал я, стукнув ладонью по столу, и отец гневно взглянул на меня.
— Нет, сынок, не сказал бы. Реми боролся с собой. Боролся со своей природой, с тем, каким он был, каким его считали… В отличие от тебя. Ты всегда ориентировался только на себя и слал к черту тех, кому это не нравилось.
Я посмотрел на Шоу, потом уперся взглядом в стол. Я пытался измениться ради нее, но потерпел крах. Вновь поднявшись, я взглянул на мать.
— Не понимаю, почему ты никогда не принимала меня таким, какой я есть. Реми ты любила, хоть он и решил никому не открывать правды. Он много лет врал нам. Просто не понимаю… Короче, я ухожу.
— Я тоже.
Вид у Рома был совершенно безумный. Я опустил взгляд, когда нежная рука Шоу схватила меня за запястье. Невольно дернулся — и увидел огромную скорбь в ее глазах.
— Рул… — шепотом сказала она. — Прости.
Потом выпустила мою руку. Проглотив комок в горле, я трудом выговорил:
— Я понимаю, что ты имела в виду, когда сказала, что самые близкие люди ранят сильней всего. Созвонимся потом.
Но, выбегая из ресторана, я не знал, правда ли это. Немыслимо больно было бросить ее вот так.
Глава 16
Прошло три недели, а от Рула не было ни слуху ни духу. Ни сообщений, ни звонков, ни писем, ни почтового голубя. Мертвая тишина. И мое разбитое сердце. Ром не отвечал на звонки и сообщения, в которых я желала ему спокойной ночи и говорила, что скучаю. Он уехал, так и не простив меня, и это было само по себе мучительно, а уж тем более борьба, которую я ежедневно вела с собой, раздумывая, не позвонить ли Рулу, чтобы взмолиться о прощении. Мне хотелось, чтобы он понял, что, вне зависимости от наших отношений, я хранила чужой секрет. Эйден твердила, что он сможет это пережить, успокоится и вернется, а Марго и Дейл не сомневались, что он больше ни с кем из нас не станет разговаривать. Они оказались в одном лагере со мной — сыновья с ними не общались. У Марго едва не случился нервный срыв, когда Ром не позволил родителям приехать в Форт-карсон, чтобы проводить его. Браться укатили вместе, а мы остались за бортом.
Я измучилась от боли и тревоги, от того, что моей любви всегда оказывалось недостаточно. Я любила Рула дольше и сильней, чем кто-либо, но этого не хватило, чтобы он преодолел свою уязвленную гордость, перестал думать, что его все предают, и попытался наладить отношения со мной. Я по-прежнему злилась, что целую неделю до встречи в ресторане он пытался вести себя так, как я никогда не хотела и не требовала. Но, в одиночестве плача ночью в подушку, я признала, что Рул поступил благородно, хоть и не вполне правильно. Помнится, когда-то я сказала ему, как мы будем страдать, если у нас не получится. Отчего-то прежде, раз за разом обнаруживая его в постели с очередной страхолюдиной, я и то чувствовала себя лучше, чем теперь.
Я старалась не волноваться из-за того, что он делал и с кем проводил время, но с каждым минувшим днем становилось все яснее — с судьбой не поспоришь. Чувств Рула явно было недостаточно, чтобы преодолеть душевную боль, которую тот испытывал, и она ни в какое сравнение не шла с нестерпимыми страданиями, которые мучили меня. Как бы я ни изнывала, отпуская его, следовало смириться и жить дальше, потому что, даже если бы Рул вернулся, был слишком велик шанс, что он успел окунуться в прежний образ жизни. Я не смогла бы пережить измены от человека, которого любила больше всего на свете. Поэтому, вместо того чтобы чахнуть и сохнуть, я наклеила на лицо улыбку, взяла несколько новых смен на работе и с головой ушла в занятия. Старалась больше общаться с Эйден и Корой. В присутствии Коры я не выказывала своих чувств, а она не упоминала Рула и ничего связанного с ним.
Сказать, что родители обрадовались отсутствию Рула в моей жизни, было бы страшным преуменьшением. Во время довольно резкого разговора с матерью я, к сожалению, проговорилась, что мы больше не встречаемся. Отец пришел в такой восторг, что забрал мой свежепокрашенный «БМВ» и обменял на «Порше», — некогда я обмолвилась, что хотела бы внедорожник для зимы. Я пыталась отказаться. Зря папа пытался меня подкупить, тем более что Рул и так ушел. Но я уже осталась без «БМВ», так что пришлось без восторга принять подарок. Мать вела себя еще хуже: каждый день звонила. Женщина, у которой никогда не находилось свободной минутки, внезапно страшно заинтересовалась, чем занята и с кем проводит время дочь. Кажется, она пыталась намекнуть, что я наконец заслужу ее одобрение, если перестану впускать в свою жизнь сомнительных личностей.
Забавно, но теперь, когда мы с Рулом расстались, я не нуждалась в родительском одобрении. Легко отказалась бы от наследства и семейного имени, если бы взамен могла заставить Рула поговорить со мной и раскрыть ему хотя бы половину тех чувств, которые питала. Наверное, отсутствие интереса с моей стороны встревожило обоих родителей. Они так привыкли соблазнять меня одобрением и принятием, словно морковкой на конце палки, что растерялись, когда прежний стимул перестал работать. Раньше, обретя контроль над собой, я бы порадовалась, но теперь чувствовала только пустоту. Нужно было бросить им вызов раньше. Нужно было собраться с духом, как только мы с Рулом начали встречаться. Я уйму времени потратила даром.
