— Жирняк эдакий! — засмеялся Одинцов. — Ты с него жирок спусти маленько — лучше голова будет работать.
— Лучше не надо — он и так все вперед как-то соображает.
— Как это — вперед? — заинтересовались Саша и Одинцов.
— А так… Смотрит по карте — реки там или горы, сейчас же надует щеки, уставится куда-нибудь в одну точку и скажет: «Здесь можно туннель пробить, тогда вот сюда выход будет». Или насчет реки интересуется: «Тут если плотиной загородить, так океанский пароход пройдет!»
Васек откинул голову и засмеялся. Товарищи тоже засмеялись.
— А ведь здорово! И правда вперед соображает, — удивился Леня Белкин.
— Ну, лишь бы не назад! — сострил Одинцов и, заметив входившего Мазина, толкнул Трубачева: — Не смейся, а то подумает — над ним.
Васек встал и пошел навстречу Мазину.
— Ты повторил на ночь все, что мы прошли? — строго спросил он.
— Повторил.
— Ну, знаешь теперь?
— Назубок.
— Молодец! Сегодня опять приходи.
— Сегодня стенгазету нужно делать, Митя спрашивал. Я свою статью на — писал, а ребята ничего не дают, — сказал подошедший Одинцов. — Одна Синицына какие-то дурацкие стихи написала. Ты объяви в классе сегодня. И так до последнего дня дотянули, — озабоченно добавил он.
— А ты сам-то что молчал? Ты редактор!.. Булгаков! — крикнул Васек.
— Чего? — отозвался со своей парты Саша.
— «Чего»! Ничего! Митя сердится. В стенгазету никто не пишет, — сказал Трубачев.
— А я виноват? — вспыхнул Саша. — У нас редактор есть — Одинцов.
— «Редактор, редактор»! Что мне, за всех писать самому, что ли? — буркнул Одинцов.
— Ну ладно, — сказал Трубачев, — сегодня соберем редколлегию.
— Ребята! — закричал Одинцов. — После уроков — редколлегия. Сейчас же давайте заметки в стенгазету!
— А о чем писать? Что писать? — раздались голоса.
— Пишите о чем хотите!
— Мое дело сторона! Я стихи дала, — вскочила Синицына.
— Я тоже одну заметку написала, — сказала Зорина, оглянувшись на подруг.
— А я не умею ничего — я не писатель, — заявил Петя Русаков.
— Мазин! — крикнул Васек.
— Чего?
— Пиши заметку!
— Хватит с меня географии.
Ребята захохотали:
— Он теперь с Трубачевым рыбу возит!
— В Белом море купается!
— У него на Северной Двине крушение произошло!
— Эй, Мазин!
— Ребята, без шуток! — сказал Васек. — Кто еще заметку даст?
— А чего Трубачев командует? Пускай сам тоже напишет! — крикнул кто-то из девочек.
— И напишу! — покраснел Трубачев. — Сегодня же. Кто еще?
В классе стало тихо.
— Я дам рисунок, — сказал Малютин.
— Кто еще? — повторил Васек.
Над партами поднялось несколько рук. Одинцов сосчитал.
— Хватит, — облегченно сказал он и сел на свое место.
* * *
На большой перемене Васек вместе с ребятами вышел на школьный двор. Ребята сейчас же затеяли перестрелку снежками, но Васек потихоньку удалился в самый угол двора и, засунув руки в карманы пальто, стал ходить по дорожке вдоль забора. Его беспокоила заметка, которую он обещал сегодня же дать в стенгазету. Он завидовал Одинцову, который легко справлялся с такими вещами.
«Он, может, вообще будущий писатель, а я, наверно, архитектор какой-нибудь — о чем мне писать? — Васек сердился на всех и на себя. — Если б я еще дома сел и подумал, а так сразу — какая это заметка будет!»
Он слышал веселые голоса и хохот ребят, видел, как ожесточенно нападали они друг на друга, как шлепались о забор и разлетались белые комочки снега.
«Бой с пятым классом. Наши дерутся. А я здесь…»
— Трубачев, Трубачев, сюда! — несся издали призыв Саши.
Закрываясь руками, он боком шел на врага, сзади него стеной двигались ребята из четвертого «Б», и даже девочки поддерживали наступление, обстреливая неприятеля со стороны.
— Трубачев!..
Васек рванулся на призыв, но вдруг остановился, круто повернулся спиной к играющим, присел на сложенные у забора бревна и вытащил из кармана бумагу и карандаш.
Несколько любопытных малышей вприпрыжку подбежали к нему.
— Куда? Кыш отсюда! — грозно крикнул на них Васек и, устроившись поудобнее, решительно написал:
«В ПОСЛЕДНЮЮ МИНУТУ
Ребята! Ничего нельзя делать в последнюю минуту, потому что торопишься и ничего толком не думаешь. Эту заметку я мог бы написать дома, а сейчас пишу на большой перемене. Последняя минута — самая короткая из всех минут, а сейчас я вспомнил, что мог бы о многом написать — о дисциплине, например. Но в школе уже звонок, а заметку я обещал дать во что бы то ни стало, и получилось у меня плохо. Давайте, ребята, ничего не будем оставлять на последнюю минуту!
В. Трубачев».
Васек решительно свернул листок и зашагал по тропинке.
— Одинцов, прими заметку, — не глядя на товарища, сказал он.
— Уже? — удивился Одинцов, вытирая шарфом мокрое, разгоряченное лицо. — Я так и знал, что ты пишешь! А мы тут пятых в угол загнали. Как окружили их со всех сторон — и давай, и давай! Сашка орет: «Трубачев! Трубачев!» Слышал?
— Слышал… я на бревнах сидел, — с сожалением сказал Васек. — Сам себя наказал… да еще написал плохо…
— Плохо? Посмотрим, — важно сказал Одинцов, пряча заметку. Он почувствовал себя ответственным редактором. — Плохо, так исправишь.
— Отстань, пожалуйста! Я и эту-то наспех писал, когда мне исправлять ее? Не на уроке же! — рассердился на товарища Васек. — Плохо — не бери. Вот и все!
— С Митей решим, что брать, а что нет. Материала хватит, — независимо ответил Одинцов и, увидев Лиду Зорину, подошел к ней.
Васек уселся на свою парту и заглянул через плечо в тетрадку Малютина. Тот, глядя на картинку в книге, писал крупными буквами незнакомые слова.
— По-каковски это? — спросил Васек.
— Немецкий у меня сегодня после школы. Я в группу хожу, — пояснил Сева.
— А зачем это тебе? Ведь у нас английский учат.
— Немецкий тоже надо знать, — просто ответил Сева.
— Всех языков не изучить!
Сева хотел что-то возразить, но Васек был зол и повернулся товарищу спиной.
«И зачем это я такую дурацкую заметку дал? Может, лучше назад взять, а то все надо мной смеяться будут. Пойти к Одинцову?»
