— Ну, уж ты чересчур… Они ведь смотрят, кто едет. А там одни малыши — не нападать же им на детей, — серьезно сказал Одинцов.
— Эх! — бросил с презрением Мазин. — Будут фашисты разбирать!
Пока баба Ивга готовила завтрак, ребята строили планы, что делать — не пойти ли навстречу Мите?
Удивлялись, что Митя ушел, никого не предупредив и не сказав никому, зачем идет. А вдруг на село налетят фашисты?
— Ребята, а у дяди Степана уже окопы роют, — шепотом сообщил Васек.
Ребята заинтересовались. Васек осторожно заглянул в коровник. Татьяны там не было. Ребята один за другим спрыгнули в яму.
Подходя к своей хате, Степан Ильич услышал треск, пальбу и грозную команду:
— Вперед! Заходи с тыла! Бей его!
В стенки сарая летели комья земли. Лохматая собака с яростным лаем нападала на сарай.
Степан Ильич прислушался, усмехнулся, широко распахнул дверь коровника и стал на пороге:
— А ну, один за другим, марш отсюда! Живо!
Ребята, виноватые и смущенные, вылезли из ямы.
За столом Степан Ильич, ласково поглядывая на них, говорил бабе Ивге:
— От не знали, кого на войну послать! Такие бойцы зря без дела пропадают!
— Не пропадут. Я им после завтрака работу найду — всю яму мне обвалили! — строго пригрозила баба Ивга.
— Мы поправим! Мы сейчас!.. Идем, ребята! — вскочил Трубачев.
— Сиди, сиди! Кушай вот! А за баловство от меня и Жорке попадет… Люди копали — значит, надо их работу уважать, хоть вы, мои голубята, и гости у нас.
— А они без няньки не могут быть, — поддразнил Степан Ильич. — Раз вожатого нет — пропало! Дисциплина уже не та. Ребята сидели красные, смущенные.
— А что это ты, Степан, на хлопцев напал? Они и вправду подумают, что ты на них сердишься… А и вы, мамо тоже! — вступилась Татьяна. — Дети перепуганы, а вы шутки шутите. — Она заморгала глазами, отошла к печи.
— Ну-ну! То вы, бабы, пугаетесь, а мужики — народ крепкий, — вздохнул Степан Ильич, исподлобья глядя на жену.
— "Крепкий"… А над тем грузовиком с малыми детьми так и мужики и бабы плакали… Такой крик стоял… — всхлипнула Татьяна.
— Доню моя… — тихо сказала баба Ивга. — И так сердце болит, зачем такое рассказывать… — Она указала глазами на остолбеневших от неожиданности ребят: — Сама хлопцев пугаешь…
— Над каким грузовиком? — тяжело дыша, спросил Сева. — С дошколятами? Почему плакали?..
Ребята перестали есть.
Мазин налег на стол. Петька похолодевшими пальцами вцепился в его плечо. Саша и Одинцов не отрывая глаз смотрели на Степана Ильича. У Васька замерло сердце…
Степан Ильич недоумевающе смотрел на ребят. Баба Ивга сердито прикрикнула на Татьяну:
— Выйди с хаты со своими слезами!
Степан Ильич нахмурился, рассердился:
— А еще пионеры! Москвичи! Где война — там и убитые есть! И скрывать тут от них нечего. Верно! Побили грузовик с детьми. Малых детей побили! Так это зверство каждый на всю жизнь запомнить должен! Чтоб пионеры это знали, комсомольцами помнили и коммунистами не забывали! Вот как надо! — Он стукнул кулаком по столу.
— Дядя Степан… — Голос у Васька дрогнул. — В этом грузовике наши девочки были. Мы их на дороге подсадили…
— Чего? — Степан Ильич широко открыл глаза, неуклюже повернулся к матери.
Баба Ивга сидела прямая, неподвижная:
— Не знала я этого, сыну…
Степан Ильич посмотрел на ребят. Они сидели согнувшись, каждый с трудом удерживал слезы. Сева закрыл руками лицо, пальцы его дрожали.
У Степана Ильича на лбу выступили капли пота. "Так вот куда побежал Митя!" — подумал он и обернулся к ребятам:
— Вот что я вам скажу, хлопцы… Может, и погибли ваши девочки, и горе ваше большое… На войне слезы несчитанные. Только слабость нам сейчас не к лицу. Слабость наша врагу на руку… А у нас дела непочатый край. Хлеб на поле стоит, рабочих рук не хватает… — Он встал. — Плакать нам некогда! И чтобы живо мне на работу становиться! Яму копать, в поле идти!.. Кто у вас командир?
— Я…
— Не слышу! — загремел Степан Ильич. — Голоса твоего не слышу!
Васек встал:
— Я, Трубачев, командир отряда.
Степан Ильич махнул рукой:
— Распределяй людей! Чтобы к ночи яма была вырыта! Двоих мне на поле давай!
— Мазин! — окликнул Васек.
— Есть!
— Булгаков!
— Есть!
— На поле! Остальные со мной!
— Пошли! — пропуская вперед мальчиков, сказал Степан Ильич.
Ребята на ходу утирали слезы.
Под вечер над селом завыли фашистские самолеты. Они пролетели низко над полем, осыпая работающих людей градом пуль. Степан Ильич отослал ребят домой. Сидя в хате и прислушиваясь к вою вражеских самолетов, они молча переживали свое горе. Все произошло так неожиданно и так страшно, что даже не верилось, что это правда и они больше никогда не увидят девочек.
Люди долго не возвращались с поля. Село казалось пустым. Наступали сумерки. Никто не зажигал свет. В хате было одиноко и страшно.
Поздно ночью, стоя у ворот, ребята видели, как, устало передвигая, ноги, шел по селу Митя. Навстречу ему вышел Степан Ильич. Они долго говорили о чем-то, замедляя шаги и останавливаясь. Степан Ильич гладил Митю своей широкой ладонью по спине и, наклоняя голову, заглядывал в осунувшееся Митино лицо. Когда они подошли ближе, Васек увел ребят… Никто из них не спросил Митю, где он был.
Глава 20
ГОРЯЧИЙ ДЕНЕК
Было еще совсем рано, когда Игнат широко распахнул дверь и крикнул:
— Василь, поднимай своих хлопцев — на поле пойдем! Живо! Наши уже все там!
Васек вскочил, протер глаза. Из-за спины Игната выглядывали три хлопца. Один был неизменный товарищ Игната — Федька Гузь, другой — сын колхозного конюха Грицько и третий — племянник счетовода Ничипор. Веселого голубоглазого Грицька Васек хорошо запомнил еще с первой встречи. Грицько почему-то считал своим долгом здороваться со всеми за руку и даже у костра обходил всех по очереди и, если кто-нибудь сидел к нему спиной, легонько толкал его в спину и говорил: "Здорово! Давай твою руку!"
И, когда один раз Валя Степанова, заговорившись с кем-то из девочек, не обратила на него внимания, он без всякого стеснения дернул ее за косу и, простодушно улыбаясь голубыми, безоблачными глазами, сказал: "Здорово и ты, дивчинка! Давай твою руку!"
Ребята так и прозвали его: "Гриць — давай руку".
Другой хлопец, Ничипор, был такой же длинный и нескладный, как его имя. Тонкие мальчишеские руки его и ноги цеплялись за все предметы, мешая себе и окружающим. Характер у Ничипора был мягкий, никогда ни на кого он не сердился, и добрые глаза его с редкими белесыми ресницами, пухлые щеки и полуоткрытый рот имели всегда одно и то же удивленное детское выражение.
