Улыбка у Игната была очень добрая и сразу смягчала строгое выражение лица, которое придавали ему густые, сросшиеся брови.
После трудового, хлопотливого дня, когда все ребята собрались во дворе школы, на крыльцо, прихрамывая и держась за перила, вышел отец учителя.
— Эх, хорошо вечерком посидеть на крылечке! — сказал он, присаживаясь на ступеньки и глядя вокруг. — Славные места… Молодость вспоминается. Много тут дорожек было нами исхожено… Много и крови пролито… Славный вояка был мой Матвеич, да и я на силу не жаловался: одной рукой подкову гнул. Эх, Матвеич! Товарищ мой! Тяжко пострадал он в гражданскую. В голову ранен был… Два дня мы с ним в болоте скрывались…
— А что, дедушка Николай Григорьевич, не наш ли это Иван Матвеич, что пасекой колхозной заведует? — с интересом спросил Игнат.
— Он, он! — оживился Николай Григорьевич. — Вот я к нему и поеду… А далеко ли до пасеки?
— Далеко. Отсюда не увидишь. Если по шоссе идти — километров двенадцать будет, а как снимут пшеницу, так напрямки, полем, — поменьше. Красивые места эти… Таких мест нигде нету… Пасека над рекой стоит, вся вишеньем поросла. Зайдешь весной к Ивану Матвеичу — и уходить не хочется… Падают на плечи белые квитки, поют пчелы, а река — плеск-плеск! — рыбку за рыбкой подгоняет…
Ребята слушали Игната не прерывая. Сергей Николаевич и Митя подсели на крыльцо.
Мягкие сумерки уже давно окутали село, и в хатах горели огоньки.
Глава 3
КОСТЕР
На другой день вместе с колхозными ребятами было решено устроить пионерский костер.
— Мы расскажем им о нашей жизни, а они нам о своей, — говорил Митя. — Найдется много интересного и у них и у нас.
Ребята заволновались:
— Трубачев, подготовься хорошенько! Не подведи!
— Это не шутка, — мрачно сказал Мазин. — У них тут работы много. Как бы они нас не перетянули. Ты смотри обдумай, что будешь говорить.
— Ты как-нибудь красиво расскажи: ну там… то, другое… — скашивая глаза на Митю, заметил Петька.
— Иди ты еще! — рассердился Одинцов. — «То, другое» Надо честно говорить, напрямки!
— А вдруг у них лучше окажется? Ведь мы свою школу подведем!
— Надо было раньше думать! — отрезала Синицына. — А то как дошло до дела, так испугались!
— Кто испугался? Кто испугался? — напали на нее ребята. — Сама ты испугалась!
Лида Зорина вместе с Валей Степановой спешно вспоминали все, что делало их звено, как они работали в кружках, как ходили на лыжах.
— Они у нас что-нибудь переймут, а мы — у них, вот и будет хорошо, — серьезно сказал Сева.
Васек, окруженный со всех сторон, молча хмурил брови. Потом решительно сказал:
— Как было, так и расскажу!
Ребята успокоились:
— Ничего, Трубачев не подведет!
Мазин покусал нижнюю губу, посчитал что-то по пальцам и внушительно посоветовал:
— Начинай с маленького, с мизинчика. Понял? А самый козырь на конец прибереги. Понял?
Леня Белкин припомнил, как Мазин, получив плохую отметку, пошел в буфет и сразу десять котлет съел.
— Это ты на конец прибереги, Трубачев! — хохотали ребята. — Вот и будет у нас козырь!
Мазин махнул рукой:
— Эх, жизнь! Съел человек от огорчения, а они смеются!
— Ну, что вы там расшумелись? — прикрикнул издали Митя. — Желающие выступать в самодеятельности — записывайтесь заранее!
Ребята начали записываться.
Девочки обещали сплясать русскую; набралось много желающих прочесть стихи; Одинцов вызвался рассказать про деда Щукаря — отрывок из книги «Поднятая целина». Программа оказалась большой.
— Ну, вот и набралось кое-что. А еще и хозяева нас чем-нибудь порадуют, — говорил Митя, пряча в карман записную книжку.
Митя вообще чувствовал себя хорошо. Все его радовало: здоровый, бодрый вид ребят, новые места, гостеприимные колхозники. Радовался Митя и тому, что за дорогу он как-то незаметно сдружился с Сергеем Николаевичем, и тому, что уже сделано главное — всем родителям разосланы телеграммы о благополучном прибытии на место, а в школу отправлено коллективное письмо с описанием встречи с колхозниками «Червоны зирки».
Впереди ожидало много интересного: веселый отдых, работа вместе с колхозниками. Но это был большой план на будущее, а пока они с Сергеем Николаевичем решили дать ребятам хорошенько оглядеться, познакомить их с колхозом и устроить поход с ночевкой в лесу.
«В общем, все будет хорошо! Просто замечательно!» — радовался Митя.
До вечера ребята бегали, советовались, репетировали.
У Синицыной горели щеки. Она подходила то к одному, то к другому:
— Девочки, только бы не осрамиться, только бы не осрамиться! Пойте изо всех сил!
— Как это — изо всех сил? Не придумывай! Пой как надо! — строго говорила Валя.
— Конечно. А то затянем козлиными голосами…
— Всю Москву осрамим!
— Только ты, Мазин, не пой, пожалуйста! У тебя очень плохой голос, — предупреждала Лида Зорина.
— Спою! — заупрямился Мазин. — В хоре не слышно будет, кто как поет.
Игнат Тарасюк тоже собрал свой отряд и вывел его в рощу, чтоб подальше от москвичей, на свободе, прорепетировать.
— А может, они наши песни не понимают? — беспокоился Федька Гузь.
— А что тут понимать? Песня, она и без слов — песня… А ну, ребята, зачинайте легонько ту, что в школе разучивали… Федька! Чего шею вытянул, как тот гусак… Кому говорю — легонько зачинай!
Игнат поднял вверх тоненький прутик. Ребята, не сводя с него глаз, затянули песню.
Игнат вдохновенно раскачивался, водил по воздуху прутиком, как дирижерской палочкой:
— А теперь поднимайте голос… А ну, а ну!.. Павло, давай втору… Вступай, вступай…
* * *
Когда стемнело, на лужке за школой собралось все село. Вылезли из хат старики и старухи, не усидели и молодицы — вышли с грудными детьми на руках. Принарядились девчата и хлопцы. Из села Ярыжки пришла молоденькая учительница Марина Ивановна.
— Сюда, сюда, Марина Ивановна! Ближе садитесь, тут местечко вам есть! — крикнул Игнат, подвигая к костру бревно.
Учительница села. Колхозные ребята со всех сторон тесно облепили ее.
— Хорошая у них учительница! — прошептала Валя Степанова на ухо Синицыной.
Мазин, услышав ее шепот, недовольно пробурчал:
