Психологические уловки — внушение, отвлечение внимания,
приемы, направленные на «выведение из себя» противника и т.д. тоже обычно не
требуют «разоблачения». Доказывать их наличность часто трудно, почти всегда —
не к месту. Это сводит спор на личности, в грязь. Лучшее средство против них, —
поскольку дело касается нас — не поддаваться им; на «внушение» отвечать
соответственными приемами со своей стороны и т.д. и т.д. и т.д.
4. Последний совет касается важного вопроса: позволительно
ли на уловки отвечать в споре соответственными уловками. Можно ответить на него
так: — есть уловки, непростительные для честного человека ни при каких
обстоятельствах. Например, такова гнусная уловка «расстроить» противника перед
ответственным, важным спором, чтобы ослабить его силы; или «срывание спора» и
т.д. и т.д. Есть всегда позволительные уловки, о которых мы говорили в начале
этого отдела — например, оттянуть возражение и т.д. Остальные уловки — область,
о которой мнения расходятся. Одни считают себя не в праве пускать их, хотя
противник прибегает к (96:) самым гнусным приемам; другие — по большей части
практики — думают, что они в таком случае позволительны. К числу подобных
сомнительных уловок относятся софизмы. Одни никогда не опускаются до софизмов,
другие считают софизмы иногда позволительными. Это уже дело совести.
В оправдание тем, кто на софизмы отвечает софизмами и
другими уловками, можно сказать следующее. Часто возможны только два способа
борьбы с софизмом: а) показать с очевидностью, что доказательство неправильно;
«раскрыть ошибку» и б) ответить другим софизмом или уловкой, парализующей
софизм противника. Первый способ, конечно, безусловно кристально честен. К
сожалению, во многих случаях он на практике или вовсе неприменим, или
чрезвычайно затрудняет спор и ослабляет впечатление. Если спор при слушателях,
а софист ловко орудует с помощью своих уловок, шансы в борьбе часто слишком
становятся различны. Он, например, пускает в ход такой лживый или произвольный
довод, разоблачить лживость или сомнительность которого перед данными
слушателями очень трудно или даже невозможно. Довод его всецело основан на
круге сведений и понятий, доступных данным слушателям или им свойственных, а
потому совершенно для них ясен, понятен, прост и производит полную иллюзию
неотразимой истинности. Для того, чтобы показать всю ложность его, надо поднять
слушателей над их кругозором, дать им запас новых сведений, внушить новые
предпосылки; надо показать, что вопрос далеко не так прост, как это кажется, а
иногда, наоборот, очень сложен и запутан или даже не допускает достоверных
решений. Все это часто совершенно неосуществимо. Если даже противник-софист
даст вам без помех развивать длинные рассуждения и обосновывать предпосылки, то
иной слушатель не станет их слушать: сбежит, заснет, запротестует. Все сложное,
запутанное, неопределенное в рассуждении он склонен приписать изъяну вашего
мышления. Напрягать внимание, чтобы следить за вашими новыми или трудными для
него рассуждениями — ему тяжело. Между тем «на ясном и простом» доводе
противника он «отдыхает». Вот молодец! — говорит ясно, просто и хватает самую
суть. А тот — как пошел крутить! С одной стороны, нельзя не признаться, с
другой нельзя не сознаться… Слушать тошно».
Вот пример для иллюстрации. Спорят о «Константинополе и
проливах» — нужно требовать их или нет? Слушатели — темные рабочие и крестьяне,
для которых весь мир вмещается, как для гоголевского героя, в пространстве «по
ту и по эту сторону Диканьки». Противник-софист говорит: «сами подумайте — люди
вы взрослые. Зачем нам, мужикам, той Константинополь? И какие-то проливы? Зачем
мы будем за них нашу кровь проливать? И так достаточно пролито. — А кто хочет
Константинополя? Вы посмотрите: кто рабочий, кто крестьянин—те все не хотят. А
хлопочут буржуи, капиталисты, богачи. Им это, небось, на руку. Им это первое
дело, чтобы нажиться. Так пусть сами идут и свою кровь проливают. А нашей —
довольно попили. Больше не дадим». — Попытайтесь разоблачить ошибочность этих
выводов перед аудиторией из рабочих и крестьян. Вы увидите, как это трудно,
когда даже в голову многих интеллигентов не вмещаются те возражения, которые можно
привести против этой примитивной аргументации.
Вот почему люди, вполне честные и корректные, разрешают себе
в крайних случаях отвечать на софизмы и уловки противника уловками и софизмами,
когда спор идет о важных вопросах общественного, государственного и т.п.
значения. Нечего лицемерить: этот способ борьбы с нечестным противником
встречается нередко в тактике партий, в дипломатии и т.д., и т.д., и т.д.
Различаются лишь пределами, до которых доходит пользование им. Но, повторяем,
это дело совести каждого.
Во всяком случае, слова Шопенгауэра по этому вопросу нельзя
принимать без ограничения: «Если мы видим, — говорит он, — что противник пустил
в ход мнимый или софистический аргумент, то, конечно, можно разбить последний,
показав его ложность и обманчивую видимость. Но лучше возразить ему столь же
мнимым и софистическим аргументом и нанести поражение этим путем. Ведь в таком
споре дело идет не об истине, а о победе». (Eristische Dialektik. Kunstgr. 21).
— Выходит, что на софизмы всегда лучше отвечать софизмами. Это уж очевидная
крайность. На слова Шопенгауэра позволительно ответить так: «где можно, там
лучше не пачкаться в грязи».
