Приемы в этом типе спора тоже часто нельзя назвать чистыми.
Даже в (22:) более высоких оттенках такого спора, когда дело идет о том, чтобы
убедить человека в истинности того, что мы считаем истиной, далеко не всегда
соблюдается чистота приемов. Когда противник не желает «убеждаться», не всякий
подумает: «не убеждаешься в истине — ну, значит Бог с тобой. Сам себе вредишь»
или «значит, нечего с тобою и разговаривать». Иные не так легко примиряются с
неудачей; другие — слишком любят ближнего своего, чтобы лишить его истины и
поэтому не прочь пустить в ход, во славу истины, некоторые уловки. Например,
почему не подмалевать какого-нибудь факта, не придать ему несколько
подробностей, которые судьба забыла ему придать? Почему не смягчить или не
усилить краски? И так ли уже вредны маленькие софизмы, если цель хорошая и
большая? Подобные любители ближнего и истины рассуждают так: «Вот человек
хороший, который не хочет принять истины, и барахтается, когда я хочу навязать
ему ее. Как оставить бедного в заблуждении? Возьму-ка я себе грех на душу и
т.д.». Но это благодетели мягкого характера. Есть и люди более суровые и
решительные, вроде знаменитых воевод Добрыни и Путяты: «Добрыня крести огнем, а
Путята мечом».
6. Если некоторые спорщики первого оттенка не стесняются в
приемах, то совсем уже отбрасывают обыкновенно стеснения спорщики второго
оттенка, которые хотят убедить в истинности или ложности мысли не потому, что
сами в них верят, а потому, что нужно убедить. Таковы, например, многие
официальные проповедники разных истин, учений, религий, сект, агитаторы и т.д.
Нужно войти в их положение: их обязанность убеждать, между прочим, и путем
споров. Хочешь — не хочешь—убеждай. Или возьмем, например, купца. Ему очень
важно убедить в хорошем качестве товара, или в том, чтоб была принята выгодная
ему мера. Как тут обойтись без помощи кривды. Сильный противник при этом
оттенке спора часто предмет страха и ненависти, каждое новое сильное
возражение—рана в сердце. Чем тезис легче для убеждения, тем лучше. Чем прием
сильней действует, тем он желательнее. Такие тонкости, как честность приема или
не честность, не к месту: «миндальничанье».
7. Еще ниже часто стоит спор, когда цель его не
исследование, не убеждение, а просто победа. И тут бывают различные виды
искателей победы. Одни ищут побед потому, что им дороги лавры в словесных
битвах, прельщает слава «непобедимого диалектика». Другие ищут побед потому,
что им надо победить в споре. На то они и призваны, чтобы побеждать. Например,
миссионер в собеседованиях с сектантом должен победить. Или представитель
партии в митинговом состязании. Он должен, если не убедить, то победить.
Дешевые лавры или не дешевые, кухонные или какие угодно, —но должны увенчать их
головы: провал недопустим. Само собою разумеется, что в подобных спорах часто
приемами не стесняются. A la guerre comme a la guerreе. «Победителей не судят».
Лишь бы победа была поэффективнее. Кстати, только в подобных спорах часто
необходим и такой жалкий прием, как «оставить за собой последнее слово». Кто
искренний любитель словесных битв и лавров, тот иногда ищет «достойных
противников», как некогда рыцари искали достойных противников на турнирах.
Лавры над «мелочью» не прельщают. Спорщик помельче предпочитает дешевую, но
верную победу над слабыми противниками трудным и сомнительным победам над
противниками сильными. Если же кто должен побеждать «по должности», «по
обязанности», тот чаще всего отдыхает душою и исполняется веселой бодрости при
встрече с противником слабым, всячески ускользая (23:) от чести встретиться с
сильным противником. «Удались от зла и сотворишь благо». С доводами в этом
споре обычно еще менее церемонятся. Часто и разбирать «тонкости» не считают
нужным: не все ли равно, чем хватить противника—шпагой по всем правилам или
оглоблей против всяких правил. Суть-то ведь одна. Что касается тезисов, то тут
больше, чем где-либо различаются «благодарные» тезисы, при споре о которых
можно, например, «блеснуть диалектикой» и т.д., и «неблагодарные тезисы»,
требующие очень серьезного отношения и кропотливых доказательств. Верят ли
спорщики в истинность тезиса или не верят, дело совершенно второстепенное.
Само собою разумеется, что споры этого типа ведутся чаще
всего перед слушателями. Если случится вести подобный спор без слушателей, и он
пройдет для спорщика «блестяще», то иной спорщик, долго переживая воспоминание
о «блестящих ходах», им сделанных в споре, будет с тоскою сожалеть, что при них
не было достойного слушателя: испорчена половина удовольствия победы. Сколько
искусства «пропало даром!»
Само собой разумеется также, что в обоих последних типах
спора и в споре для убеждения, и в споре для победы, — спорщики часто
пользуются не столько логикой, не доводами рассудка, сколько средствами
ораторской убедительности: внушительностью тона, острыми словами, красотой
выражения, возбуждением нужных чувствований и т.п. бесчисленными средствами
могучего ораторского искусства. Конечно, об истине и логике при этом меньше
заботятся, чем было бы нужно.
8. Четвертый, не столь яркий и определенный тип спора, но
встречающийся довольно часто—спор ради спора. Своего рода искусство для
искусства. Спорт. Есть любители играть в карты—есть любители спора, самого
процесса спора. Они не стремятся определенно или сознательно к тому, чтобы
непременно победить, хотя, конечно, надеются на это. Скорее их заставляет
вступать в спор некоторое «влеченье, род недуга». «Зуд к спору». Они похожи на
некоего Алексея Михайловича Пушкина, о котором можно прочесть в «Грибоедовской
Москве» Гершензона: «с утра самого искал он кого-нибудь, чтоб поспорить,
доказывал с удивительным красноречием, что белое—черное, черное—белое». Иные
прямо похожи на ерша из «Конька-Горбунка».
Будьте милостивы, братцы,
Дайте чуточку подраться.
Такой «спортсмен» не разбирает часто из-за чего можно
спорить, из-за чего не стоит. Готов спорить за все и со всяким, и чем
парадоксальнее, чем труднее для отстаиванья мысль, тем она для него иногда
привлекательнее. Для иных вообще не существует парадокса, который они не
взялись бы защищать, если выскажите: «нет». При этом они становятся часто в
самые рискованные положения в споре, так сказать, висят в воздухе, «опираясь
только большим пальцем левой ноги на шпиц колокольни» и, чтобы как-нибудь
сохранить равновесие и извернуться, громоздят парадокс на парадокс, (32:) прибегают
к самым различным софизмам и уловкам. Сегодня такой спортсмен доказывает, что
А. есть Б. и так горячится, как будто это само святое святых его души. Завтра
он будет доказывать, что А не Б, а В, и также горячиться. Конечно, чаще всего
встречаются менее крайние представители этого типа, но наблюдать его можно
нередко, особенно среди молодежи.
(24:)
