Виталий с отчаянным выражением кивнул.
– Тина, мне просто ужасно не хочется говорить на эту тему!
Подробностей не знаю, но сегодня мне удалось выяснить, что у Вальки была… ну,
была еще одна знакомая в Нижнем Новгороде. И ее описание в точности совпадает с
тем портретом, который вы мне рисовали.
«Еще одна знакомая…» Ну что ж, эвфемизм не хуже прочих! Он
ведь мог просто брякнуть – «любовница», а то и еще хуже – «сожительница». Еще
одна сожительница, стало быть.
– А ведь я никаких портретов не рисовала, – глухо сказала
Тина. – Почему я должна вам верить?
– Да подумаешь, бином Ньютона! – с неожиданной злостью
выкрикнул Виталий. – Брюнетка, лет двадцати семи – тридцати, высокая, худая,
длинноногая, лицо бледное, глаза карие, раскосые. Этакая швабра с лягушачьим
ртом – не мои слова, цитирую человека, который видел их с Валентином вместе. Ну
что, совпадает? Совпадает, скажите?
Тина слегка кивнула, подумав, что так припечатать незнакомку
– «швабра с лягушачьим ртом», это же ужас! – могла только женщина, оскорбленная
в лучших чувствах. Может быть, и она была неравнодушна к Валентину? Или даже
имела некие права ревновать его? А если так, то сколько же их было, этих
«девушек Валентина», этих «знакомых-сожительниц», в число которых затесалась и
Тина?..
Виталий между тем окинул взглядом стол, вскочил, выхватил из
навесного шкафчика еще один стакан, наполнил его доверху пепси-колой и залпом
выпил.
Сел, с яростью глядя на Тину:
– Теперь вы поняли? Вы, наверное, и впрямь его любили, а он
забавлялся от души. Но, наверное, сердцем вы что-то такое чувствовали, поэтому
и увидели тот сон – вещий, можно сказать! Понимаете, я сегодня поговорил с
одним очень хорошим психотерапевтом, и он мне все это объяснил.
– Психотерапевтом? – не веря своим ушам, повторила Тина. –
Ничего себе! И что он мне прописал? Ходить два раза в неделю на гипноз к
Голанду? Пить транквилизаторы? Или сразу лечь в психушку?
– Да нет, – криво усмехнулся Виталий. – Если честно, он
прописал… физиотерапию.
– Это как? – непонимающе вскинула она брови.
– Как? Да вот так!
Внезапно вскочив, Виталий сдернул Тину со стула и резко,
сильно прижал ее бедра к своим.
– Вот так, – пробормотал хрипло, зарываясь лицом в ее
волосы. – Клин клином вышибать, поняла?
Под его руками пополз с плеч холодный шелк, и вереница
влажных, жарких поцелуев протянулась от плеча к уху.
Задрожав, Тина попыталась отстраниться, откинулась, однако
халат предательски скользил, а губы Виталия уже впились в ее грудь.
Мгновение она изумленно смотрела сверху на рыжую макушку –
словно какой-то огромный таракан вдруг стиснул ее в своих мохнатых, членистых
лапах! – а затем, рывком выпростав руку из рукава, вдруг вцепилась в волосы
Виталия и дернула что было сил.
Он отпрянул с криком боли, а Тина мгновенно запахнула халат
и туго-натуго перепоясалась. Ее трясло, а лицо горело – то ли от стыда, то ли
от странных позывов разбуженной против воли плоти… то ли от брезгливости, она
сама толком не понимала.
Виталий мгновение смотрел на нее незряче, дико, потом провел
ладонью по лицу, и оно вновь приняло то холодновато-насмешливое выражение,
которое имело раньше.
– Извините, – пожал слегка плечами и сел. – Забавные у нас с
вами получились поминки, верно?
Тина осталась стоять. Она растерялась от его самообладания.
Больше всего ей хотелось отвесить Виталию звонкую пощечину, а то и две, а потом
выгнать взашей! Не то чтобы ее так уж разозлил этот внезапный сексуальный
порыв. Скорее та боль, которую он причинил рассказом о похождениях Валентина, –
вполне сознательно причинил, как выяснилось теперь! Но уж если так, надо было
бить его по лицу сразу. А если наброситься сейчас, после некоторого перерыва,
это будет выглядеть нелепо.
И все-таки – что теперь делать? Сесть и как ни в чем не
бывало продолжить пирушку? Вот именно что пирушку… А тем временем Виталий
придет в себя, осмелеет и, вполне может статься, повторит попытку обольщения.
Тину снова передернуло. Нет, нет, она… этого нельзя
допустить ни в коем случае! Ведь обида на Валентина так велика, что Тина вполне
может уступить только из мести, из мимолетного желания взять реванш, доказать
себе самой, что по-прежнему желанна мужчине, – да просто забыться, наконец! Но
тот, кому она мечтает отплатить, уже свободен от суеты. И месть эта обернется
против нее же самой: утром ударит брезгливостью, отвращением к своему
мимолетному распутству. И выбраться из этого рвотного состояния будет куда
труднее, чем просто пережить обиду на неверного любовника. Тем более что мертвые
не имут не только сраму, но и земных обид.
А Виталий между тем неторопливо снял хрустящую обертку с
яркой конфетной коробки, открыл ее, полюбовался нарядными шоколадками,
завернутыми, лежащими в хорошеньких гнездышках, выбрал одну, развернул фольгу,
положил в рот, со вкусом облизнув губы…
Тина даже задрожала от злости!
– А скажите… – начала с улыбкой, подчеркнуто миролюбивым
тоном, – вы когда, собственно, задумали улечься со мной в постель? Еще до того,
как сюда пришли, или это мой халатик вас так вдруг возбудил?
Виталий взглянул настороженно, однако ответил с бесшабашной
ухмылкой:
– Да как вам сказать… Вообще-то коньяк был куплен чисто в
медицинских целях, если вы это имеете в виду. Я же понимал, каким ударом для
вас станет известие о Валькиных похождениях, ну и подумал: посидим, поговорим,
расслабимся… Халатик, конечно, тоже сыграл свою роль. И шум воды, когда вы были
в душе. Сознаюсь: с трудом удержался, чтобы не ворваться в ванную. Вы любите
заниматься любовью в ванне? Я – обожаю. Это особое наслаждение!
Глаза его блеснули.
Тина опешила. Однако же быстро он сгруппировался для нового
броска! Ну уж нет!
– В медицинских целях, говорите? Ну-ну, – кивнула она. – Как
говорится, одно лекарство лечит, другое калечит? У вас что, несварение желудка
от коньяка, что вы его не глотаете, а втихаря выпускаете в стакан с
пепси-колой?
Виталий замер, потом ошалело оглянулся на предательский
стакан, из которого он так старательно «запивал» каждую рюмку. Да… по-прежнему
полон!
Посмотрел на Тину – и тотчас отвел глаза.
– Ну, я… – пробормотал, пытаясь вернуть на лицо эту
разудалую усмешечку, – если честно… коньяк оказался слишком крепкий, я просто
боялся оплошать… ну, вы понимаете?