Тина подумала, что умерла, оказалась в аду, и теперь ей
демонстрируют мучения, уготованные грешникам, чтобы устрашить ее… Да, именно
так ей показалось в первые мгновения, потому что не могли, не могли же люди
устраивать себе подобным такой ад на земле!
Однако могли… и это запечатлелось на видеопленке.
Пленник сначала зажмурился, потом открыл глаза – и в ужасе
уставился на свое собственное лицо, по которому текли слезы. Из груди его
рвался жалобный вой. Ему было больно, невыносимо больно! С трудом опираясь на
связанные руки, он стоял голый, на четвереньках. Несколько мужчин в
разномастных одеяниях толпились вокруг. Они поочередно то держали его, не давая
шевельнуться, то подходили сзади, расстегивая штаны.
В этот миг Тина вдруг поняла, что никогда в жизни не поверит
бредням о какой-то там утонченности любви мужчины к мужчине. Ничего, кроме
отвратительного скотства, не было в этом будничном, а потому особенно жестоком
совокуплении. Впрочем, тут же промелькнула мысль: если бы ей пришлось увидеть
сцену столь же зверского насилия над женщиной, разве не сочла бы она ее столь
же отвратительной?
Тина, оцепенев, в ужасе смотрела на жуткие картины,
мелькавшие на экране. И, самое ужасное: она не могла избавиться от этого
зрелища. Точно знала, что крепко зажмурилась, однако видела все – до мельчайших
подробностей.
Наконец скоты насытились. Пленника развязали. Насильники
один за другим выходили, даже не оглядываясь. Камера медленно обшарила все углы
в убогой комнатенке с глинобитными стенами. Не осталось никого, кроме пленного.
Возможно, даже съемка велась из другого помещения, через какой-нибудь «глазок».
Пленник же, разомкнув веки, посмотрел прямо в объектив, и взор его был
незрячим, безжизненным.
Он все еще лежал – распластанный, раздавленный, словно
выброшенный на берег штормом. Но вот наконец зашевелился, неловко подбирая под
себя руки и ноги, приподнимая голову… И замер, увидев в метре от своей головы
пистолет.
Пистолет лежал на грязном, заплеванном полу, и пленник
рванулся к нему, точно умирающий от жажды – к воде. Схватил, прижал к груди,
баюкая, как младенца. Огляделся – в глазах сверкнуло живое, опасное… Щелкнул
обоймой – и лицо вновь помертвело: обойма оказалась пуста. Патрон был только
один – в стволе. Когда Тина поняла, что означает этот жест милосердия, ей опять
захотелось отвернуться, не видеть… И вновь она вынуждена была смотреть.
Пленник ощупывал пистолет. Выщелкнув на ладонь патрон из
ствола, он долго и пристально разглядывал его. Отправил в ствол и заглянул в
черный глазок дула. Поднес пистолет к виску, зажмурился… Потом прижал к сердцу.
Помотав головой, сунул ствол в рот и сомкнул пересохшие губы на вороненой
стали, которая тотчас затуманилась от его дыхания.
Камера бесстрастно фиксировала все подробности его движений,
все детали мимики.
Он опять посмотрел в глазок смерти – черный, холодный…
Внезапно лицо его исказилось, он отшвырнул от себя пистолет
– и принялся биться головой об пол, издавая рыдания, беспомощно сжимая кулаки.
И слезы струились по его небритым щекам.
Экран зарябил – запись кончилась. Но пленник все еще смотрел
на мельтешение черно-белых пятен – смотрел с тем же выражением недоверия и
ужаса.
Экран наконец погас, и плеер, щелкнув, вытолкнул кассету.
Этот звук вывел пленника из оцепенения. Он вздрогнул,
осмотрелся – и обнаружил, что остался один в просторной комнате. Когда исчез
человек в очках, он не заметили. Не заметила и Тина.
Да, хозяин незаметно вышел – но оставил свой пистолет…
Несколько мгновений пленник смотрел на него, потом
зажмурился.
Открыл глаза – но пистолет не исчез. Тогда он бросился к
оружию, словно умирающий от жажды – к источнику.
Схватил пистолет, прижал к груди, баюкая, как младенца. И
обнаружил пустую обойму и единственный патрон в стволе. Долго смотрел в черный
глазок…
Лицо его исказилось гримасой. Он провел ладонью по глазам,
вскинул пистолет к виску, постоял так секунду-другую – и вдруг отшвырнул
оружие.
Пистолет ударился о стену. Грохнул выстрел.
Пленник даже не вздрогнул.
Ни один мускул не дрогнул на его лице, когда отодвинулась
кошма, закрывавшая вход, и вошли двое охранников.
На сей раз они были безоружны: несли маленький столик,
уставленный едой. Поставили его перед пленником и вышли.
Тина едва не вскрикнула от изумления, но пленник, похоже,
ничуть не удивился. Даже не взглянув на охрану, он уставился на столик. И вдруг
накинулся на все сразу: на плов, виноград, жареную курицу, сыр, лепешки. Он ел
и давился. И глотал горячий чай из фаянсовой кружки. Тина отчетливо видела
этикеточку опущенного в кружку пакетика – «Lipton».
И совсем уж невероятно: в центре стола высилась бутылка
водки. Однако пленник не притронулся к ней – взглянул, хмыкнул – и вновь
накинулся на еду. И по мере того, как он насыщался, лицо его обретало все более
умиротворенное выражение – даже отрешенное, можно сказать. Закурил – и сигарета
не дрогнула в его руке, когда в комнате появился человек в очках.
Он присел напротив пленника и долго смотрел на него, мелкими
глотками прихлебывая из чашки, которую принес с собой.
– Кофе? – спросил наконец.
Голос у бородача был высокий, резкий, не женский, конечно,
однако как бы и не совсем мужской. Да и во всех его движениях чудилось что-то
почти женственное, возможно, змеиное. Почувствовав омерзение, Тина подумала,
что ему, должно быть, по вкусу забавы вроде тех, что запечатлены на кассете.
Пленник кивнул и загасил сигарету о край резного столика.
Загасил с совершенно невозмутимым видом. Человек в очках, однако же, ничуть не
рассердился – губы его дрогнули в улыбке.
– Что я должен делать? – по-английски спросил пленник,
прищурившись, глядя на незнакомца.
– Ничего, – промолвил тот по-русски. Говорил бородач с едва
уловимым акцентом. – Более того: вы свободны. Сейчас вам выдадут одежду и
покажут, как отсюда без помех уйти. Часов пять придется пройти по горной тропе,
но, думаю, справитесь.
Пленник кивнул. Он был по-прежнему невозмутим, и сладкое
слово «свобода», похоже, не произвело на него особого впечатления.
Человек в очках стремительно поднялся и направился к выходу.
И тут пленник растерялся.
– Нет, потом?.. – произнес он в нерешительности. – Что я
должен буду делать потом?
