Тина вглядывалась в цветастое пятнышко и не верила
собственным глазам. Все верно – на три месяца. Они что, действительно три
месяца проведут за границей?!
Все происходящее чем дальше, тем больше напоминало сон. Вот
только вопрос: надо ли поскорее проснуться – или уж лучше досматривать до
конца? Ведь явь опять может обернуться одиночеством и бегством в никуда от
непостижимой жестокости Виталия. А сейчас, во сне, ей пока очень даже неплохо.
Худо-бедно удается поесть и даже выпить любимого напитка – джина, иногда –
поспать, поездить на машине, полетать на самолете, повидать незнакомые города…
визу вон дали во Францию, теперь, стало быть, не только города, но и страны
другие посмотрит… Правда, она по-прежнему ощущает себя беглянкой, однако не
одна все-таки бегает – в приятной компании! А откуда это странное ощущение,
будто они с Георгием не только убегают, но и преследуют кого-то?
Собственно говоря, оснований для таких выводов не было почти
никаких, кроме двух-трех фраз Олега и Александра. Что-то насчет Сен-Дени и
какой-то встречи…
Это название – Сен-Дени – сначала так и укололо Тину в
сердце, укололо напоминанием об убийстве на холме Сакре-Кер, но потом она
сообразила, что речь идет о городе-государстве где-то на юго-западе Европы.
Неужели и там придется побывать?! Только вот интересно: они с Георгием так и
будут играть в молчанку? Он ужасно заботлив и предупредителен, однако без
пояснений Тине не обойтись. Все происходящее давно требовало объяснений, хотя и
внезапно вспыхнувшей страстью здесь тоже вроде бы не пахло. Подумаешь, большое
дело: спали в самолете голова к голове. Правда, Георгий иногда брал Тину за
руку, легонько обнимал за плечи – но это все в процессе, так сказать, бытия, не
ради проявления чувств. И не воспользовался дивными условиями в СВ…
Нет, не то чтобы Тина считала себя этаким чудом красоты,
ради которого мужчины должны совершать всяческие безумства. Но ведь они, эти
безумства, уже совершаются, вот в чем штука-то! Не может же суть происходящего
крыться только в желании досадить злокозненному Виталию, вырвав у него добычу!
Одно дело – спасти красавицу, и совсем другое – тащить ее через страны,
границы… таможни, в конце концов!
А таможню они прошли в том же Новосибирске. Этому
предшествовал вояж в универмаг, где, почти не глядя, купили какие-то тряпки –
как пояснил Георгий, для маскировки: чтобы не светиться с пустыми сумками.
Барахла, впрочем, было немного: ну кто везет в Париж наряды?! Вот оттуда –
другое дело!
Вопрос, будет ли для нее актуально это самое «оттуда»,
занимал Тину лишь секунду-другую. Гораздо больше ее интересовало другое:
придется ли им «маскироваться» в парижских магазинах? Внезапно, осознав, что
размечталась, что уже видит себя на эскалаторах и в уютных залах универмага
«Самаритен», на худой конец – в «Си энд Эй», она в очередной раз ужаснулась: как
быстро сумела приноровиться к сложившейся… нет, обрушившейся на нее обстановке.
Ужаснулась своему моральному и нравственному падению…
Наконец они с Георгием покинули «Боинг», совершавший рейс
Шанхай – Новосибирск – Москва – Париж. И вновь навалилось мучительное ощущение
нереальности происходящего – она стояла на втором этаже аэропорта Шарль де
Голль и покорно ждала, что теперь предложит ей судьба?
…Машиной, которую взял напрокат Георгий, оказался синенький
скромный «Мерседес». Когда запело под колесами шоссе, Тина решила, что
остановятся они уж непременно в «Отеле де Лувр» или в каком-нибудь «Ритце».
Однако, проехав площадь Бастилии (на которой, как известно, никакой Бастилии
уже двести лет как нет – парижане растащили на сувениры), они свернули в лабиринт
улиц и вскоре припарковались перед трехзвездочным тихим отельчиком. Там,
впрочем, оказалось довольно уютно. Увидев же в номере всего лишь одну кровать,
Тина обрела даже некое подобие душевного спокойствия. Ну, устала, устала она от
неопределенности, а кровать – это все-таки ответ на некоторые вопросы… Да и
благодарность свою спасителю должна она выразить или нет?
Однако ложе пока осталось невостребованным. Георгий попросил
Тину переодеться и пригласил пообедать и погулять. Он оказался достаточно деликатным
– не отправил ее в душ, однако Тина сама до этого додумалась. Стоя в душной
пластиковой кабиночке, она пялилась, как дура, сквозь запотевшие пупырчатые
стенки, тщетно пытаясь разглядеть Георгия, который, казалось, сейчас войдет и
встанет рядом с Тиной под теплый и, возможно, возбуждающий дождь…
Да, все-таки возбуждающий!
Тина торопливо закрутила воду и начала вытираться. Мелькнула
мысль – выйти, обернувшись в махровое полотенце, чтобы оно внезапно упало к ее
ногам, открыв взволнованному Георгию… ну, и так далее.
Она надела гостиничный махровый халат, до самого пола, и
вышла, не способная в таком виде соблазнить даже сексуального маньяка.
И правильно сделала.
Георгий стоял у окна, засунув руки в карманы, и с мрачным
видом смотрел на Париж. Буркнул: «С легким паром!» – и проследовал в душ, не
удостоив Тину и взглядом.
А ей, идиотке, оказалось мало! Надев трусики и свой
«символический» халатик, Тина тщательно подкрашивалась и причесывалась, ожидая,
что сейчас утихнет плеск воды за стенкой и Георгий войдет с махровым полотенцем
на бедрах, а полотенце вдруг…
Рукав махрового гостиничного халата высунулся из коридора –
и дверь в комнату закрылась. Итак, Георгий выбрал себе в качестве гардеробной
прихожую.
Тина еще раз взглянула в зеркало и усмехнулась – неужели ей
совсем не стыдно? На плечиках висел светло-серый хабаровский костюмчик, уже
отглаженный. Господи, какой сервис! Она вдруг возненавидела этот костюм, а еще
больше – тот, другой, в котором сейчас появится Георгий, появится с
высокомерным выражением – готова, мол? Можем идти?
И, конечно, опять не скажет, куда, зачем и почему. И Тина
опять потащится за ним как пришитая. Если же ему вдруг взбредет в голову немедленно,
прямо от моста Неф, погрузиться на подводную лодку и отправиться на Северный
полюс (а оттуда, без передышки, на Южный), она последует за ним с той же
покорностью. Однако сколько же продлится ее такое послушание? Не пора ли
наконец спросить у этого странного человека, спросить напрямик: что все это
значит, почему он спас ей жизнь?..
Тина с такой яростью принялась вдевать в уши тяжелые золотые
серьги, что укололась острым замочком.
