Затем он толкнул Костю в густой боярышник, который разросся на поляне. У старика оказалась тяжёлая рука — Костя отлетел в сторону легко, будто куль, набитый тряпками. Сам профессор рухнул рядом. Между собой и Костей он поставил ведро с дарами леса.
— В чём дело? — возмутился Костя.
Земля под ним оказалась сырой не в эпическом, а в самом буквальном смысле: к локтям и коленкам сразу прилепились заплаты из грязи, а уж к заплатам прилип лесной сор, вроде того, что пестрел в профессорской шевелюре.
Костя попробовал встать, но профессор схватил его за шиворот и ткнул лицом прямо в колючую траву.
— Молчите! — прошипел он.
Руку с воротника Кости он не снял.
Так Костя и лежал, прижавшись щекой к грубой щетине августовской травы. Ничего интересного он не видел, разве что какую-то зеленобокую козявку, которая перед самым его носом, мелко перебирая лапками, карабкалась по длинному стеблю. Это было скучное зрелище, зато Костя наконец расслышал треск веток и голоса.
Голоса приближались. Скоро чьи-то ноги (кажется, пары три) протопали по тропинке мимо боярышника. Стало по-настоящему страшно. Костя решил, что оранжевое профессорское ведро прохожие обязательно заметят. Что тогда делать?
Он скосил в сторону профессора глаз, укушенный комаром. Странное дело: разглядеть Безносова среди пестроты кустов оказалось невозможно. И ведро, и зелёная борода, и фиолетовые сланцы неразличимо вплелись в лесной узор. Даже надпись «Спецстрой» на комбинезоне казалась стайкой ромашек.
— Я кафы рыжие сам видел, — донёсся сквозь кусты голос такой хрипоты, какая нарабатывается лишь годами тяжёлой и неправедной жизни.
— Будем брать, — ответил другой голос, тоже хриплый, но с астматическим присвистом.
Хруст веток и хриплые голоса стали удаляться. Скоро они совсем стихли. Тогда профессор Безносов с поразительной лёгкостью поднялся на ноги. Он не стал стряхивать с себя новую порцию сухого былья и паутины, зато протянул руку Косте.
— Кто это такие? — спросил Костя, вставая. — Зачем мы от них прятались?
— Это Толька Пирогов, местный уроженец, — пояснил профессор. — Недавно отсидел шестой срок. Отморозок! Кажется, опять что-то замышляет — вот и дружки к нему откуда-то с севера прикатили. С такой компанией я с глазу на глаз предпочитаю не встречаться. Запросто грибы отнимут!
— Неужто и почечуйницу? — удивился Костя.
— Не исключено. Страшный человек Толька, непонятный человек, непредсказуемый. Знаете, какое у него погоняло, то есть кличка, то есть ник? Нога.
— Почему?
— Посмотрите-ка сюда.
Профессор указал пальцем на тропинку. Там на сыроватой почве довольно внятно отпечатался след громадного ботинка. Узорные следки соучастников бывшего зэка петляли рядом. Они казались игрушечными, хотя были самого ходового мужского размера. Если бы Костя сам не видел, как прошёл мимо него страшный человек Толька, ни за что бы не поверил, что Толькины следы подлинные.
— Вот так и рождаются антинаучные мифы о йети, снежных человеках всех широт и прочая лабуда, — заметил профессор. — Природа — вот творец всех чудес. Одно из них — ноги Тольки Пирогова. А женская красота разве не чудо? Это ж надо было додуматься приделать именно в этих местах эти штучки…
— Вы, Фёдор Леопольдович, наверное, биолог, — решил Костя.
— А вот и не угадали! Я радиотехник. Сейчас на покое и изучаю мать-натуру. Обратите-ка внимание на колючки, что прикрепились к вашим ляжкам.
Костя осмотрел колючки.
— Эти семена совершенны, — объявил профессор. — Мудрые творения природы! Путешествуя на вас, они жаждут продолжить себя в вечности. А грибы! Как-нибудь я покажу вам книгу академика Амирханяна. Это самый полный и глубоко научный труд о грибах. Кое-что есть по этой теме у немцев, ну, и вездесущие англичане… Только мура всё это! Какие в Англии грибы? Тогда как здесь мне лично довелось…
Профессор не замолкал ни на минуту. По лесу он шёл легко, как олень — Костя едва поспевал за ним вприпрыжку. Скоро вместо заветного местечка, где очень много хвороста, они оказались на деревенской улице. Причём деревня была незнакомой. Выглядела она куда исправней и цивилизованней, чем Копытин Лог.
— Конопеево! — объявил Фёдор Леопольдович.
Глава 4
Костя возмутился:
— К чему мне Конопеево? А где же хворост? Вы обещали!
— Проявите чуточку терпения, — сказал профессор. — Поверьте, будет вам и хворост, вот только в аптеку зайдём на минутку…
Делать было нечего. Костя поплёлся вслед за профессором к деревянному домику, в окнах которого были выставлены линялые плакаты с витаминами, мазями и памперсами. Поперёк глухой стены горело огромное слово «гандоны», выполненное красной краской из баллончика. Последняя буква вышла невнятной — очевидно, в момент её написания кто-то схватил автора за шкодливую руку.
Раздвинув резаную лентами клеёнку, которая защищала дверь от насекомых, профессор вошёл в аптеку.
— Здравствуйте, Леночка! Чудный сегодня день, не правда ли? А выглядите вы просто очаровательно! — с порога закричал он.
Его лицо зарумянилось, а глаза стали такими голубыми, что стали казаться ненастоящими. Зелёная борода раздвинулась в сладкой улыбке.
Предметом профессорских восторгов оказалась аптекарша. Была она лет тридцати, бледная худенькая блондинка. В своём белом халате она очень напоминала бесцветную редиску сорта «сосулька». И глаза были у неё узенькие, холодные, и нос тоже сосулькой, и помада на губах синеватая.
Радостные крики профессора ничуть не тронули Леночку. Не говоря ни слова, она принялась выставлять на витрину одинаковые коричневые пузырьки. На каждом пузырьке была этикетка «Настойка боярышника спиртовая».
— Вот ваш десяток, — сказала аптекарша скучным голосом.
Профессор налёг на витрину и молодцевато отставил в сторону грязную ногу в фиолетовом шлёпанце. Речь он завёл о своём, привычном — о природе, о женской красоте и академике Амирханяне. Иногда он вынимал из оранжевого ведра какой-нибудь гриб неестественной формы и то протягивал его аптекарше, то отправлял себе в рот. Аптекарша не отвечала ни слова. Она скромно смотрела в окно. Туда же глянул и Костя.
Вид из окна оказался скучным: по пустой улице среди разномастных кур ходил парадным шагом белый петух. У него были злобные глаза, а вместо хвоста торчал какой-то квач.
Через некоторое время послышался гнусавый рёв. Куры лениво расступились, и мимо аптеки на мотоцикле проехал участковый Бабай собственной персоной. Наверное, стёкла в аптеке были бракованные и сильно искажали картину мира, потому что таких широких мотоциклов, какой был под Бабаем, не делают нигде на свете.
Выезд Бабая поднял целую тучу белесой пыли. Окна аптеки заволокло, так что куры и злой петух вновь стали видны нескоро.
