Пловчиха охнула, Костя поплыл дальше. Берег вдруг сдвинулся, стал ближе. Скоро Костя выскочил на илистое мелководье. Он знал: удирать надо, не мешкая.
Так он и сделал. Лес вокруг был настолько тёмным, что казался знакомым. Спустя полчаса деревья расступились, и Костя увидел шоссе. Он двинулся по асфальту вперёд.
Только через несколько минут он остановился. Он будто проснулся. Морок кончился, а реальность была ужасна: Инесса, конечно же, утонула в Копытином озере! А он не смог ей помочь! Спасателей на водах в этом диком месте нет, так что звать было некого, но всё же…
Каким образом они с Инессой оказались в озере?
Костя готов был поклясться, что от порога бани до проклятой воды он сделал не более десяти шагов. Отлично представлял он и место вокруг избы Каймаковых — налево начинался дачный посёлок, направо шла деревенская улица. Никаких водоёмов поблизости не было. Откуда озеро? Не могло же оно присниться?
Костя пощупал свои волосы — мокрые. Ещё хуже было открытие, что шагает он по шоссе совершенно голый. Пришлось отойти к обочине и нарвать из травы веник, чтоб прикрыться. Хорошо, что час был поздний, и ни одной машины не встретилось.
В будке дачного охранника тоже было пусто и мертво. Костя начал беспокоиться, сможет ли он проникнуть домой — ведь брюки с ключом в кармане остались в бане. Как быть? Идти к старухе Каймаковой с букетом вместо штанов? Рискованно.
Костя вспомнил, что во дворе на верёвке у него сушится тряпка, которой он мыл пол. Парео предпочтительнее веника! Костя снял тряпку, обмотал её вокруг бедёр, но тут заметил, что дверь дачи Колдобиных приоткрыта.
Он осторожно протиснулся в сени, взял садовые вилы и крадучись обошёл все комнаты. Они были пусты. Если кто-то тут и побывал, то успел убраться до Костиного прихода. «Ой, как надоела чертовщина, — устало ругнулся Костя. — Закроюсь и буду спать трое суток!»
Он поднялся в розовую комнату, сел на кровать. Рядом с кроватью, на стуле, аккуратно висели его джинсы и футболка, забытые в бане. Всё это хорошо пахло чистотой и утюгом. Рядом в первой позиции застыли белые Костины кроссовки, идеально вымытые. Костя не придумал ничего лучшего, как показать им язык.
Глава 7
Зелёный огонь пылал среди красного. Видеть это было невыносимо.
Костя дергал щекой и слезящимся глазом, пока не проснулся. Тут он обнаружил, что солнечный луч невероятной мощи бьёт в щёлку меж штор. Луч прочерчивал диагональ в полутьме, кишащей пылинками, достигал Костиной подушки и Костиного лица и жёг, как сквозь линзу.
«Тоже мне олигархи! — подумал Костя о Колдобиных. — Жалюзи не могли поставить».
Спать больше не хотелось. Костя размашисто вскочил с кровати и застонал: всё тело, оказывается, ныло и болело. Он подошёл к зеркалу и увидел, что сплошь покрыт синяками, укусами и длинными царапинами. Снова комары? Непохоже!
С запозданием включилась память, и Костя наконец понял, кто его так изукрасил. Это Инесса Каймакова выполнила вчера уговор — дала по полной программе. А потом она погибла в Копытином озере… Тут же возник перед глазами бледный труп Артура, вспомнилась и тачка. Неужели всё это было на самом деле?
Если было, то это конец. А если только приснилось?
Костя решил спокойным шагом пройтись по деревне и посмотреть, волнуется ли народ. Раз Инесса исчезла, то должен волноваться.
Натянув отутюженные вещи, Костя вышел на крыльцо и зажмурился: солнце пекло, как сумасшедшее. И деревья вокруг, и лужайки сияли безобразно яркой зеленью. У крыльца молодо лоснился шиповник, вчера ещё совершенно жухлый. Он покрылся жарко-розовыми цветами, на которых висели басистые пчёлы. В траве желтели одуванчики.
«Ненормальное местечко, — проворчал Костя. — Ведь я отлично помню, что вчера тут был листопад — деревья стояли голые, грибами отовсюду несло, паутина липла. А сегодня какой-то май месяц. Впрочем, плевать!»
Садом он прошёл к оврагу; раздвигая бурьян, на четвереньках подполз к знакомому забору.
В огороде Каймаковых тоже всё зеленело. Цвела неправдоподобными оранжевыми цветами тыква. Над ней шмели и пчёлы вились ещё гуще, чем над шиповником. Их гудение звучало, как мужской хор, который выводит что-то заунывное с закрытыми ртами.
Банька больше не дымила. Рядом с ней, на солнышке, стояла табуретка, а на табуретке тазик. К тазику склонилась старуха Каймакова. Была она в старорежимной сборчатой юбке и мужской майке-алкоголичке.
Старуха преспокойно мыла голову. Когда она ополаскивалась из ковша, её розоватый череп с мокрой сединой казался совершенно голым. Костя ждал, пока старуха не осушила череп полотенцем и не свернула жидкие патлы в кукиш — хотелось видеть её лицо, омрачённое тревогой за внучку.
Но никакой тревоги не было. Клавдия Степановна безмятежно улыбалась хорошей погоде. Волосы, и без того прилизанные, она старательно приглаживала своей скелетоподобной рукой.
«Может, бабка Инессы ещё не хватилась, потому и веселится? — подумал Костя. — Скорее всего, так оно и есть. Что же теперь делать? Идти к Бабаю? И день, как назло, отвратительный. Голова разболелась адски — наверное, от солнца».
Костя вернулся в розовую комнату. И затылок, и лоб быстро наливалась горячей болью. На даче никаких подходящих таблеток не оказалось, зато из каждого угла Костя стал слышать шелест и подвывания девятого вала. От красок Айвазовского слезились глаза.
Не желая больше терпеть муки, Костя вытащил из кладовки пыльный складной велосипед, собрал его и покатил в сторону Конопеева. Он решил купить болеутоляющего и спичек, да побольше. Хватит таскаться по соседям, нарываясь на неприятности!
Перед аптекой Костя остановился в раздумье — очень уж не хотелось видеть Леночку с её пластырями. К тому же он был уверен, что если оставить продвинутый колдобинский велосипед на улице, его тут же угонят.
Постояв немного под надписью «гандоны», Костя двинулся к местному базарчику. Это был не базарчик даже, а просто кучка старух, которые сидели в тени автобусной остановки. На скамейке и прямо на пыльной траве они разложили свой нехитрый товар — чесночные головки, голенастые букеты зрелого укропа, молодую картошку в детских ведёрках. Промышляли старухи и жвачками.
Две девицы, загорелые и друг на друга очень похожие, как раз купили у старух по жвачке. Спешить девицам, судя по всему, было некуда, и они стояли, взявшись за руки и поглядывая то на укроп, то на Костю. Завидная Костина внешность вызывала у них рефлекторное хихиканье.
— Что, козы, весело вам? — спросила одна из торговок. — Лучше б дома сидели, мамке помогали. Ваши-то картошку копают уже?
— Копают, — тихо отвечала одна из девиц, косясь на Костю блестящим мышиным глазом.
— А вы что же? Всё по танцам? А потом по робятам?
— Нет, Ильинична, Жихины девки хорошие, — вступилась за девиц старуха с чесноком. — Коли загуляют, то Генка, отец, головы им поснимат. Вон Инеска у Степановны, у Каймаковой, друго дело — в городу живёт, хвостом метёт. Вчера, говорят, подрались за неё наши робяты на танцах. В кровь!
