И она двумя растопыренными пальцами показала Авроре рожки.
— Точно! Это будет прикол! — злорадно согласилась та. — Она ведь его любовница! И её в Нидерланды насовсем не возьмут. Тогда она его так достанет — не позавидуешь! Пошли быстрее! Она ещё, кажется, репетирует с маленькими!
Обе сестры разом вскочили. Не прощаясь, цепляя виолончелью встречные предметы мебельного антиквариата, они ринулись к двери. Их решительные нелёгкие шаги сотрясли половицы и стихли в направлении Мраморной гостиной.
«Какие кошмарные дети! — подумал Самоваров. — С ног до головы кошмарные. Их надо переименовать в Лушу и Феклушу!»
Зловредные сёстры, похоже, быстро проделали намеченные пакости. Когда к вечеру Андрей Андреевич Смирнов привычно заскочил к Самоварову, то на его дорогом пиджаке, посреди спины, уже красовались следы недавно отодранной жвачки.
Он устроился в любимом уголке, поёрзал, поискал удобную позу и вдруг заметил:
— У вас на диване какая-то вмятина образовалась, что ли? Давит изнутри. Раньше этого не было. Или это я сегодня не в своей тарелке?
Солнце как раз садилось. В мастерской стояла предвечерняя хмурь. Андрею Андреевичу сумерки были не к лицу. Он выглядел усталым и не таким уж молодым. Ему бы на Сицилию или к Гибралтару какому-нибудь переезжать надо, а не в кляклые Нидерланды! Самоваров сочувственно предложил:
— Может, чаю?
— Нет, спасибо, — вежливо отказался Андрей Андреевич. — Я только что у директора три чашки выпил. Даже нехорошо теперь… Я к вам пришёл по делу. По личному делу, как ни странно.
Самоваров насторожился.
— Видите ли, я стороной узнал, — начал Смирнов, — что ваша очаровательная супруга сблизилась с одной особой…
— Мы с вами об этом уже говорили! Настя, кроме участия в судьбе одарённого ребёнка, ничего не замышляет, — встал Самоваров грудью на защиту жены.
Андрей Андреевич отрицательно покачал головой:
— Я не о Даше Шелегиной: в этом случае я ничего не имею против. Это даже замечательно! Я говорю совсем о другом человеке.
Самоваров удивлённо поднял брови.
— Я видел здесь, в музее, в комнате, которая почему-то называется Залом бесед, одну картину, — продолжал Андрей Андреевич. — Это работа вашей жены. Портрет. У вашей супруги несомненный талант. Портрет хорош, только оригинал на нём выглядит необычно. Меня это поразило! В жизни изображённая девушка совсем другая. А тут одежда на ней в беспорядке, волосы дыбом… На ведьму она стала похожа, в лице появилось что-то зверское! Портрет не закончен. Вы не мистик, кажется? Но нельзя отрицать, что порой случаются невероятные вещи…
— Я вас не понимаю, — признался Самоваров.
Андрей Андреевич махнул рукой:
— В самом деле, отбросим недомолвки! Я говорю об Анне Рогатых, моём хормейстере-репетиторе. Вы её, должно быть, видели: рыженькая такая, с веснушками. Выглядит своеобразно, не спорю — может привлечь внимание живописца. Только случилась странная история: ваша жена написала портрет Анны, растрепав ей причёску и придав сатанинский вид, и Анна тут же пошла к Шелегиным и зверски избила Ирину Александровну!
— О господи! — ахнул Самоваров. — Не хотите же вы сказать, что Настя подбила Анну Рогатых на дикие поступки и заставила кидаться на ни в чём не повинных людей?
— Я такого не утверждаю. Однако этот портрет что-то потаённое открыл в Анне, что-то такое дьявольское в ней высвободил, что…
— Бред какой-то! Причём тут портрет? Может, ваша Анна просто с ума сошла? — не выдержал Самоваров и кстати вспомнил лакированные туфельки за портьерой.
Андрей Андреевич утвердительно поднял палец:
— О! Что-то произошло, вы сами признаёте! То ли портрет повлиял, то ли он просто отразил, но… Совсем уж беспричинным поступок Анны назвать, к сожалению, нельзя. Это не безумие, а дикая вспышка. Мы с ней, признаюсь, несколько лет близки. Знаете, как обычно случается, если люди заняты одним делом, видятся ежедневно? Это не увлечение, а просто товарищество, привычка, которая порой выливается в интимные контакты. Иногда, от случая к случаю… Оба мы прекрасно понимаем, что наши отношения дружеские, и ничего больше. К тому же Анна подруга моей жены, которая в курсе наших встреч и ничего не имеет против. На словах всё это выглядит нелепо и некрасиво, но в жизни случается сплошь и рядом. Вы согласны?
Самоваров был готов согласиться, что в жизни бывает всякое. Но он никак не мог взять в толк, причём тут Настя.
— Вы умный, проницательный, мужественный человек, — с надеждой сказал Андрей Андреевич. — Вы любите жизнь и, конечно, меня понимаете. Моя жена Полина давно равнодушна ко мне, я в принципе тоже. Живём мы без эксцессов. Я не свинья, не подлец, никогда не обещаю лишнего и невыполнимого. О безопасности секса тоже не забываю. С Анной Рогатых мы добрые друзья. Ирина Александровна тоже мой давний друг. Годами оставалось всё в одной поре, и вдруг на днях Анна взбесилась. На почве ревности! Такая выдержанная, разумная девушка, я бы сказал, рационального склада.
— Травмы у Шелегиной серьёзные? — спросил Самоваров.
— В основном ушибы и синяки. Но выглядит бедняга ужасно.
— Вы в милицию обращались?
— Ирина не захотела. Ведь пришлось бы впутать в дело меня, что сейчас нежелательно. Впереди гастроли в Голландии. Еду и я, и Ирина, и Анна. Визы готовы. А тут вдруг злостное хулиганство! Ирина удивительно чуткая женщина. Она способна на жертвенность. Но всё это в высшей степени странно…
Самоваров пожал плечами. Ничего странного он не находил: Андрей Андреевич просто запутался в своих женщинах. Он ещё должен Бога благодарить, что у его жены такой вялый темперамент, не то синяков было бы много больше, и не только у трепетной Ирины Александровны. Но какова рыжая Анна! Портрет её в Зале бесед Самоваров видел и не мог не согласиться с Андреем Андреевичем: Настя изобразила настоящую фурию. Смирнов полагал, что имеет в лице своей веснушчатой сподвижницы удобное и послушное орудие, а вышло оружие — дерущееся и неуправляемое. Да, нельзя манипулировать живыми людьми безнаказанно.
— Теперь вы знаете, почему я так обеспокоен. Следует предостеречь вашу супругу, — многозначительно добавил Андрей Андреевич. — Анна, как выяснилось, очень опасна. Никто не знает, что она ещё натворить может…
Самоваров усмехнулся:
— На Настю с кулаками бросится, что ли?
— Не могу гарантировать, что не бросится. Всё возможно! Я предупредил, а вы уж сами принимайте меры. И какой бес в неё вселился — в такую спокойную и практичную?
— Наверное, в детстве у неё что-то неладно было, — предположил Самоваров. — Родители, может быть, надевали на неё слишком тесные пальтишки. Или водопроводные трубы и бананы ей часто на глаза попадались.
Андрей Андреевич чуть в ладоши не захлопал:
— Так вы фрейдист? Вот никогда бы не подумал!
