Сунув «Глок» в кобуру, он ринулся в домик с вагонеткой. Тянуть дальше не было никаких сил. Что, если тот, второй, уже погиб?!
Эта мысль заставила кровоцвет болезненно содрогнуться. Подскочив к телу, Ворон с облегчением понял, что человек жив. Лежа рядом с перевернутым табуретом, он слабо шевелился. Под капюшоном виднелось молодое лицо: сероватое, худое, тусклые глаза. Парень сумел выдрать из гортани заточку, она валялась рядом в густой темной лужице, а он двумя руками держался за горло и глухо кашлял, плюясь кровью.
Ворон упал на него, как хищная птица на жертву. Уселся верхом, вцепившись в плечи, наклонился, заглянул в глаза.
Он не знал, что произошло дальше. Как будто нечто перетекло по воздуху от жертвы к нему. На миг розоватая дымка застлала взор, в голове что-то сдвинулось, как бывает под Выбросом, если успел спрятаться в подвал, но не достаточно глубоко. Сдавило сердце, кровоцвет затрепетал, задергался на боку, посылая в тело волны сладостной, упоительной боли… Серый дождливый мир взорвался красками и звуками, Красного Ворона выгнуло дугой, он хрипло застонал, обратив лицо к потолку.
Протяжный стон смолк, и он медленно опустил голову. Человек, на котором он сидел, был мертв. Красный Ворон оставался неподвижен еще несколько секунд, потом вскочил. Двигаясь легко и упруго, прошелся вдоль рельс, подобрал выпущенную девушкой стрелу, которая влетела в проем и упала под дальней стеной. Осмотрел. Сунул под ремень, чтобы принести на автодром и показать остальным. Поднял заточку, тщательно вытер. Хотя закаленное в «сиропе» железо не боялось ржавчины, для него это было вроде ритуала. Сунув оружие в трубку на запястье, быстро обыскал труп. Двигался Ворон ловко, четко, движения были экономно-выверенными. Он чувствовал себя наполненным. Как будто сытно, но в меру поел, причем не всякой жирной гадости, а здоровой, качественной пищи. Кровоцвет затих, Ворон его вообще не ощущал. И никаких признаков чужого существа внутри своего сознания, никакого голода и темных импульсов, толкающих на убийство.
В карманах мертвеца не нашлось ничего интересного. Оружием его оказались четыре сваренные вместе арматурных прута, на конце обмотанные шершавой кожей, чтоб удобней держать. На другом они были заточены, три загнуты крюками, четвертый торчал между ними. Получился то ли трезубец, то ли боевая «кошка». С рукояти свешивалась петля. Такую же, только покороче, Красный Ворон иногда вешал на свои пистолеты, чтобы набрасывать на левую руку, если приходилось держать оружие ею. Он поднял «кошку», для пробы нанес несколько ударов, отойдя, метнул в мертвеца. Два крюка воткнулись тому под ребра, рукоятка стукнула по полу.
Решив оставить себе оружие, Ворон вырвал его из тела и повесил на ремень. Найденную раньше стрелу достал, оглядел еще раз и отбросил. Ничего интересного: просто прямая тонкая палка с оперением на одном конце и гвоздем без шляпки, воткнутым в щель на другом.
Если Пригоршня был прав, и здесь у дикой стаи наблюдательный пункт, то на площадку может явиться сменный дозор, отсюда пора уходить. Тем более, неизвестно, что находится в конце горки. Она ведь не закольцована, тележка с девушкой укатилась непонятно куда… попадутся они кому-то на глаза в конце пути или нет? Пора возвращаться на автодром.
Он вышел из домика и остановился, когда в голову пришла новая мысль. А зачем возвращаться? Ему вообще нужны другие люди? Он знает, где находится Полуночник, и может добраться туда. В конце концов, этим Ворон убережет тех, кого теперь мысленно называет «своими», от темного голода, от существа внутри себя. Насколько хватит жизненной энергии, высосанной из парня в плаще-балахоне? Несколько суток? Может и меньше, Красный Ворон слишком недолго пробыл под симбионтом и пока не очень знал, что к чему.
Решив, что возвращаться на автодром не будет, он стал спускаться по лестнице, но, не сделав и нескольких шагов, остановился, когда ощутил левой рукой, чувствительность которой со вчерашнего дня заметно улучшилась, легкую дрожь перил. Присев, поглядел в щели между ступенями, вскочил, перегнулся через перила, посмотрел вниз и отпрянул. Обругав себя за медлительность, бесшумно взбежал обратно на площадку. Не надо было торчать здесь так долго! По лестнице к нему поднимался отряд людей в балахонах.
Глава 8
Дежурить на крыше решили по двое, и первыми туда полезли Химик с Пророком.
У Пригоршни было опасение, что, оставшись наедине, эти двое сцепятся на почве матриц и прочей дребедени, но вверху было тихо. Скорее всего, они там, как он им и предложил, сразу разошлись. Легли, чтоб не маячить, и глядели в разные стороны, повернувшись задницами континуумов друг к другу. Вот и хорошо, меньше споров в коллективе – меньше проблем.
– А ну, малой, давай-ка поедим, – предложил Пригоршня. – Доставай, что у тебя.
– Я не малой, – Тоха потянулся к рюкзаку. – У меня имя есть. И прозвище тоже: Мститель.
– Ого, да ты мощный парень. А чего Мститель, кому это ты мстишь?
– За веру поруганную господню еретикам мщу, – не очень уверенно откликнулся курносый.
Пригоршня спорить не стал:
– Ладно, Мститель так Мститель. По мне, хоть Проктологом называйся, лишь бы человек не подлый был. Доставай жрачку, мои сухпайки лежат у тебя в рюкзаке. А чего, кстати, Василий свой рюкзак с собой наверх потащил? – добавил он тише. – Чего здесь не положил, что у него там такое ценное, в рюкзаке?
Тоха на последний вопрос не ответил, отвел взгляд. Вытащил картонную коробку с остатками снеди, открыл. Пригоршня уселся на покатом передке машины, и они вплотную занялись перекусом.
– А почему ты Пригоршня? – спросил Тоха. – Почему так звать?
Запивая вишневый пирог из пайка последней бутылочкой ликера, тот ответил:
– Давно это было. Еще в учебке, нам старое кино вечерами часто крутили, и мне нравились вестерны. Ну там «За пригоршню долларов», всякое такое. Я этот фильм как-то стал пересказывать другим, которые не смотрели, и Витька… это друг у меня был, мне такое прозвище придумал. И сразу приклеилось. Ха! – грустно добавил он, вспоминая Витьку. – У меня даже шляпа была почти ковбойская, с полями, только камуфляжная. Неуставная, но я ее все равно таскал. Нет теперь той шляпы… и Витьки нет. А ты откуда, парень?
– Из Белоруссии.
– Это я понял по акценту. Иначе поставлю вопрос: кем был раньше? До Зоны что делал? Или с детства здесь?
– Раньше в семинарии учился. В духовной.
– Во как! А Пророк ваш учителям там, что ли, был? Он же священник?
– У него была церква где-то в округе. То есть в месте, которое потом под Зону попало. Мы с ним здесь познакомились, два года тому.
– Мне его лицо кого-то напоминает. Никак не могу сообразить кого, но вроде видел недавно человека с такой же крупной образиной. И как вы познакомились? Как ты к странникам попал?
– Бацька меня из банды спас. – Тоха нахмурился. – Это было давно, не люблю вспоминать. Я семинарию кинул, так вышло. Сбежал оттуда. И связался с нехорошими людьми. Совсем молодой еще был, дурной. Мы делали плохие дела. Воровали. Полиция меня стала сильно искать, и я сбежал в Зону. И тут тоже с бандой связался. Совсем бы пропал, бацька спас.
