– Буду рад. – Он не узнал свой охрипший голос.
Чувствуя себя пьяным, он сел и прислонился к спинке кровати, и свет луны упал на его голые ноги, дрожащие мышцы. У него было такое ощущение, словно сквозь него прошла молния: боли не было, но голова кружилась.
– Думаю, Ангус не рассердится, если узнает, что я взяла с собой немного этих красок, – пробормотала Ева, выбирая на стене место получше. – Ведь по большей части это просто угли из жаровни.
Перемещаясь вдоль стены, Ева рассказывала о его матери и всяких мелочах, которыми они занимались в те годы, когда она жила в Эверуте, и о том, как графиня тосковала по Джейми и каждый вечер поднималась на крепостную стену, мечтая, чтобы ее сын вернулся домой, и веря, когда все остальные не верили, что он жив. Вспоминая эти разрывающие душу подробности, Ева пальцами и ладонями, быстро ставшими черно-красно-синими, рисовала на стене портрет его матери – для него.
Закончив, она отступила, с улыбкой повернулась лицом к нему и, вытянув руку, указала на стену, как будто в течение последнего получаса он не следил за каждым движением ее восхитительного, грациозного тела. Он был потрясен, ему казалось, будто дует невероятно свежий ветерок.
– Это она, Джейми?
Он чувствовал себя так, словно взбежал вверх по склону горы или, напротив, скатился вниз; он чувствовал себя горой, вырастающей из мрака его прошлой жизни.
– Это она, – едва сумел он хрипло выдавить и встал с постели.
Его дрожащее тело снова наполнялось силой. Комната становилась меньше, а он – больше, выше. В три шага преодолев разделявшее их расстояние, он привлек Еву, и она положила разноцветные руки ему на плечи.
– Двадцать лет я посвятил одной цели, Ева. – Он положил руку ей на затылок. – Но теперь ты моя жизнь. Ты ветер, вода и воздух, и ты…
Он резко замолчал, потому что у этой фразы не было конца: на перечисление всего, чем стала для него Ева, понадобились бы годы, – поэтому он не стал больше ничего говорить, а просто поцеловал ее.
Они стояли в лунном свете, положив руки друг другу на бедра, и долго, невероятно нежно и неторопливо целовались.
– Значит, ты не привяжешь меня к дереву и не оставишь там умирать? – пробормотала Ева, когда он переключил внимание на ее шею, и положила руки на плечи.
Он замер и поднял к ней лицо.
– Но я же не привязал.
– Да, это правда. Однако все равно с твоей стороны это было не по-рыцарски.
Снова нагнувшись к ее шее, он двигался вниз, выписывая круги языком и чуть покусывая чувствительную кожу, пока не ощутил, как ее трепещущее тело сильнее прижимается к нему.
– Я не оставлю тебя – до конца дней своих, – глухо прозвучали его слова.
– Но… – Она задохнулась, когда он прикусил ей мочку уха сильнее, чем ожидалось. – А как насчет привязать?
– Ты хочешь, чтобы я это сделал? – Он оторвался от нее и поднял голову.
И если Джейми всегда был сама опасность, то сейчас, когда его потемневшие синие глаза в упор смотрели на нее, а мозолистые ладони накрывали грудь, угроза в этом замечании почти не поддавалась описанию.
Он наклонился ближе к ее уху.
– Сделать, Ева? – Несмотря на то что его вкрадчивый голос убеждал ее расслабиться, руки посылали в кровь восхитительные импульсы нестерпимого жара. Он нежно обхватил ладонями ее за ребра и легко, как пушинку, поднял над головой. – Так что, Ева? – От его соблазняющего и вместе с тем обещающего тона кружилась голова. – Я сделаю все, что ты пожелаешь.
В ее теле уже вспыхнул огонь, и она, что-то пробормотав в ответ – не имея понятия, что именно, – осознала, что прижата к стене, а его пальцы, сомкнувшись вокруг обоих запястий, подняли ее руки вверх.
– Вот видишь? – У нее перехватило дыхание. – Я знала: в конце концов ты будешь со мной рыцарем.
– Это не конец, Ева! – прорычал он. – И я вовсе не рыцарь. Быстро в постель!
Ева рассмеялась и, сделав вид, что намерена сопротивляться, уперлась ему в грудь кончиками пальцев, а он, будто сдаваясь, позволил ей это.
– Но, возможно, это я еще не покончила с тобой, – послышалось ее мурлыканье. – Возможно, это ты лишишься рассудка.
И он позволил ей толкнуть его вниз на скамейку.
На протяжении двадцати лет жизнь Джейми состояла из ярости, целеустремленности и холодного, точного расчета. Он никогда не отвлекался, никогда не изменял своей цели. Высшей точкой проявления его эмоций было посмеяться над какой-нибудь шуткой Рая, и не существовало ничего более серьезного, ничего, что открывало бы кипящие глубины стыда и боли.
Так было до Евы. Она стала тем лучом, что сумел пронзить темноту его жизни, зародившись в таверне, когда ее губы скользнули по его губам и заставили забыться.
А сейчас он позволил ей толкнуть его.
Джейми опустился на скамейку, чувствуя, как в нем пульсируют желание и боль, а Ева встала перед ним на колени, накинув на плечи меховое покрывало, ниспадавшее на пол. Мягкая уютная темнота окружала ее светлую кожу, темные спутанные волосы и гибкое – боже правый, какое соблазнительное! – тело. Он уже предвкушал, потому что знал, как оно будет изгибаться. Она вся словно светилась в лунном свете, падавшем в комнату.
– Ева, – предупредил он мрачно, догадываясь о ее намерениях.
– Джейми, – шепнула она в ответ и, взяв его руку, прижала к своей щеке. Не в силах устоять, он погрузил пальцы в глубину темной густой гривы, цепляясь грубой кожей за шелк волос. – Посмотрим, что я могу сделать тебе, хорошо?
Она уже это сделала – коснулась его больного места, содрала нечувствительную кожу, под которой он скрывался долгие годы, которая была такой толстой и непроницаемой, что походила на кольчугу. Только Ева смогла проникнуть под нее.
– Сегодня ночью ты для меня уже сделала все, что могла, – отозвался Джейми, сжимая в руке ее волосы и освобождая ее от сорочки.
Ее губы изогнулись в улыбке.
Он взял ее пальцами за подбородок, намереваясь потянуть повыше и поцеловать, но она одной рукой прижала его спиной к стене, а другой обхватила его пульсирующее естество.
Джейми резко втянул воздух, почувствовав ее теплое дыхание у себя в паху и затем легкое прикосновение горячего языка к самому кончику его возбужденного естества.
Прислонившись к стене, он откинул с ее спины меховое покрывало и хрипло приказал:
– Прогнись!
У нее вырвался отрывистый вздох, и она с готовностью подчинилась. Прижавшись затылком к стене и продолжая сжимать ее волосы в руке, он бесстрастно рассматривал ее, хотя внутри весь горел, а плоть его пульсировала и требовала облегчения – внутри ее.
Крепкое тело Евы состояло из углублений и выступов: вогнутость на талии, выпуклости на бедрах, впадина на спине, округлые холмы ягодиц. Он чуть потянул ее за волосы, рассыпавшиеся по его бедрам, будто приглашал к действию, она медленно лизнула его бархатистую головку.
