Пит посмотрел на часы.
- Мистер Рикер? Наверное, я еще успею на автобус, если поспешу.
Мистер Рикер своим забавным набожным жестом помахал руками.
- Беги, конечно же. Я просто хотел поблагодарить тебя за такую хорошую работу … И дать дружеский совет: когда в следующем году будешь готовить другие - а затем и в колледже - не позволяй доброму сердцу омрачать свой критический взгляд. Критический взгляд всегда должен быть холодным и чистым.
- Не позволю, - пообещал Пит и выбежал из кабинета.
Менее всего ему хотелось обсуждать с мистером Рикером вероятность того, что воры, которые убили Джона Ротстайна, могли вместе с деньгами забрать-опубликованные рукописи и уничтожить их, решив, что они ничего не стоят. Несколько раз Пит подумывал сдать рукописи в полицию, но это почти наверняка означало, что родители таки узнают об источнике загадочной наличности. Записные книжки были не только литературным сокровищем, но еще и вещественным доказательством преступления. Но это был старое преступление, древняя история, которую лучше не ворошить.
Не так ли?
На автобус он, конечно же, не успел, и это означало, что придется две мили идти домой пешком. Пит был не против. Он все еще сиял от похвалы мистера Рикера, и ему о многом надо было подумать. Преимущественно о неопубликованных работах Ротстайна. Эти рассказы, думал он, очень разнородны, и только некоторые из них можно назвать действительно хорошими, а поэтические попытки, по мнению Пита, были, мягко говоря, и совсем слабыми. Но эти два последних романы о Джимми Голде были … золотыми. Опираясь на некоторые факты, разбросаны по романам, Пит пришел к выводу, что последний из них, тот, где Джимми поднимает горящий флаг во время вашингтонского мирного митинга, был закончен где-то в 1973 года, поскольку события романа заканчиваются, когда Никсон еще был президентом. То, что Ротстайн так и не опубликовал последние книги о Голде (плюс еще один роман о Гражданской войне), поражало Пита. Они были такими красивыми!
Пит брал с чердака только один блокнот в молескиновом переплете и читал его у себя в комнате за закрытой дверью, прислушиваясь, не приближается кто-то из семьи. Он всегда держал наготове еще какую-то книгу, которую, услышав за дверью шаги, тотчас раскрывал, пряча рукопись под матрас. Однажды он таки попал. Это была Тина, которая, к несчастью, имела привычку ходить домом в носках, спросила, открыв дверь:
- Что это?
- Не твое дело, - ответил он, пряча блокнот под подушку. - И, если пикнешь маме или папе, получишь у меня.
- Порнуха?
- Нет - Хотя у мистера Ротстайна кое случались слишком яркие сцены, особенно если учесть, что они были написаны пожилой человек.
- Круто! А о чем?
- О том, как женщины занимаются сексом.
Она захихикала.
- Ты же сказал, что это не порнуха. Можно мне почитать, когда закончишь?
- Посмотрим. Только не болтай, хорошо?
Она согласилась, а о Тине можно было сказать одно: она почти никогда не нарушала обещаний. С тех пор прошло два года, и Пит не сомневался, что она давно забыла о том случае.
На сияющем десятискоростном велосипеде подкатил Билли Уэббер.
- Здорово, Сауберс! - Как почти все остальные (за исключением мистера Рикера), Билли произносил его фамилию как Со-бберс, а не САУ-берс, но какая разница - все равно дерьмо, а не фамилия, как ни крути. - Что делаешь летом?
- Работаю в библиотеке на Гарнер-стрит.
- До сих пор?
- Уговорил их на двадцать часов в неделю.
- Черт, чувак, ты еще слишком молод, чтобы на зарплату горбатиться.
- Я сам хочу, - сказал Пит, и это было правдой. Библиотека, кроме разных приятных привилегий, оказывала еще и бесплатное компьютерное время, когда можно было играть, не волнуясь, что кто-то начнет заглядывать тебе через плечо. - А ты?
- Собираюсь ехать в Мейн на наше летнее место. Озеро Чайная. Много симпатичных девушек в бикини, и те, что с Массачусетса, знают, что делать.
«Тогда, может, они чего-то научат тебя», - язвительно подумал Пит, но, когда Билли выставил ладонь, хлопнул ее своей и проводил его взглядом, не без зависти. Десятискоростной велосипед, дорогие кроссовки «Найк», летний отдых в Мейн - похоже, кое-кто уже оправился после кризиса. А может, их кризис и вовсе не коснулся. Чего не скажешь о семье Сауберсов. Они, конечно, не были нищими, но …
Нужны деньги, шептал дом в рассказе Лоуренса. Нужны деньги.
Возможно превратить записные книжки в деньги? Питу не нравилось даже думать о том, чтобы расстаться с ними, но в то же время он понимал, что прятать их от всех на чердаке неправильно. Работы Ротстайна, особенно последние две книги, заслуживают, чтобы мир о них знал. Они бы возродили репутацию Ротстайна, Пит в этом не сомневался, однако, не это было главное. Читателю они бы понравились - вот что было главным. Читатель бы их полюбил, если бы был таким, как Пит.
Но рукописи - не безликая двадцати и пьятдесятидолларовые банкноты, происхождение которых невозможно отследить. Пита могли схватить и отправить за решетку. Он плохо представлял, в каком именно преступлении его могли обвинить, - понятно, что отнюдь не в сокрытии краденого имущества, ведь он его не получил на хранение, а только нашел, - но был уверен, что попытка продать то, что не принадлежит тебе, точно есть каким-то нарушением закона. Можно было бы пожертвовать дневники альма-матер Ротстайна, но это пришлось бы делать анонимно, иначе все всплывет, и родители узнают, что их сын поддерживал их деньгами, похищенными у убитого. Более того, за анонимные пожертвования ничего не получишь.
Пит в своей работе ни слова не сказал об убийстве Ротстайна. Он читал об этом, преимущественно в компьютерном зале библиотеки. Он знал, что Ротстайна застрелили неким способом, похожим на казнь. Он знал, что оставленные во дворе следы позволили детективам сделатьвывод, что в преступлении участвовали двое, трое или даже четверо мужчин, судя по размеру отпечатков ног. Считали также, что вскоре после этого двое из них были убиты в одной из придорожных зон отдыха в Нью-Йорке.
Через некоторое время после убийства, в Париже Маргарет Бреннан, жена писателя, дала интервью. «В этом провинциальном городке все только о нем и говорили, - сказала она. - О чем еще им было говорить? О коровах? О каком-то новом навозораспылителе? Для провинциалов Джон был важным человеком. Они почему-то думают, что писатели зарабатывают столько же, сколько директора банковских корпораций, поэтому считали, что на своей ферме он хранил сотни тысяч долларов. Какой-то заезжий проходимец услышал эти разговоры, вот и все. Такие вот неразговорчивые янки! Клянусь своей ирландской задницей, тамошние местные жители не менее бандиты, чем те, кто это совершили ».
Когда ее спросили, возможно ли такое, чтобы Ротстайн мог хранить у себя не только деньги, но и рукописи, Пегги Бреннан, как написал интервьюер, «рассмеялась сигаретно-хрипловатым голосом».
