Маруня, любимая! Приезжай!
18.4.1933
…На несколько дней задержится очередной перевод. Все заканчивается книга, но никак закончить не могу. Ты не беспокойся за мое авторство. Книга действительно коллективная, я написал в издательство, чтобы в условиях коллективности за каждым была оговорена фактическая часть работы каждого. Я кое-чему научился на этой работе… Образовались некоторые полезные технические приемы, появилось много новых тем, так что большую роль работа сыграла. За моей индивидуальной подписью она, конечно, не может выйти, да и, может быть, я вовсе и не захочу этого. Нужно писать работы в одиночку, а не толпой. Но коллектив дружеский. Есть несколько человек, с которыми возможны серьезные дискуссии. Надеюсь, что издательство расплатится, как обещает. Жду, и уверенно, от тебя хороших вестей. Целую, друг. – Я.
20.4.1933
…Твой рефрен – значок ГТО имеет у нас успех, нам нельзя без этого. Это меня настораживает. Если вдуматься, этот физкультурный знак – замена культуры, подмена культуры. Ты знаешь, что я всю жизнь занимался гимнастикой и считаю, что хорошее физическое состояние необходимо, чтобы полноценно жить, но оно не является ценностью самостоятельной… Для подростка это простительно, но ты могла бы и проанализировать эту ситуацию более глубоко: почему вместо интеллектуальных усилий предлагаются массовые усилия физкультурные?
В твоих письмах часто встречается: “за что мне это? я пролетарка и т. д.”. Не могу тебе писать подробно – нужно длинно говорить, но эта фраза не имеет никакого смысла. Вдумайся. Вопрос гораздо глубже и серьезней… Нужна другая этикетка для твоих несчастий. Ни ты, ни я не принадлежим к пролетариям. Мы происходим из ремесленников – нет здесь ни нашей заслуги, ни нашей вины. Конечно, если ты хочешь представлять себя пролетаркой, ты вольна так и поступать. Но ты актриса, художник, богема отчасти, интеллигент, и в этом больше правды, чем в твоем желании видеть себя пролетаркой. Не является пролетаркой и Надежда Константиновна. Преподаватели, специалисты крайне необходимы государству, и пролетариат без специалистов никуда не сможет двинуться. Но люблю я тебя, Марусенька, вне зависимости от того, какой социальный портрет ты для себя выбираешь. С какой радостью я бы часами говорил с тобой на эту тему… Целую, родной дружок. Я.
1.9.1933
Милый друг, мне жаль, что ты не соглашаешься перейти в журнал по игрушке. Делаешь ошибку. Это не чистая журналистика, а та же прикладная. От тебя будет зависеть, как ты сумеешь сохранить связь с производством. Кроме того, там больше свободного времени. Будешь больше читать и писать. Работать где-нибудь в общем органе – это беспредметный журнализм, а в узко прикладном журнале вполне пригодно для твоих принципов. Еще раз передумай и взвесь все обстоятельства. Я убежден, что ты делаешь ошибку. А главное – нужно иметь время для обдумывания и чтения. Иначе ничего не выйдет. Мелкие случайные выступления – это еще не писательство. Будучи в журнале, нужно начать готовить что-нибудь большое – ряд очерков или книгу.
Составился небольшой круг людей с широкими интересами, еще два новых товарища, кроме Лаврецкого и Дементьева. Обсуждали на последней встрече именно Зощенко, и был один врач, с очень интересными рассуждениями о старости как проигрыше… Наши встречи продолжаются, делаем рефераты, иногда небольшие сообщения. Это очень оживляет рутинную жизнь.
25.9.1933
Родная Маруня, дела близки к завершению. Недолго осталось ждать. О себе могу сказать то же, как и в прежних письмах. Полностью закончил работы по музею. Перевел массу технической литературы и могу сказать, что приобрел высокую квалификацию. Сборник о труде в условиях современного конвейерного предприятия сдан. Я здоров, бодр, занимаюсь историей и математикой. Ежедневно занимаюсь гимнастикой, холодные обтирания… Между занятиями слушаю превосходные старинные казачьи песни. Мысли мои крутятся около фольклора – это источник чрезвычайно малоценимый, а меж тем богатство необычайное. Сейчас никто не изучает! А ведь надо все записывать, систематизировать.
…Вся моя тревога о тебе и Гене. Как только вернусь, сразу же начну хлопоты о снятии с меня обвинения. Я не стал бы этим заниматься, но ради Генриха пойду по этим организациям. Надеюсь, что тебя не оставят без поддержки родственники. Выйду – уплачу все долги. Крепко целую вас, милые родные друзья. Ваш Яша.
14.10.1933
(Неотправленное письмо, изъятое у Якова Осецкого при обыске и аресте 14 октября 1933 года.)
…С каждым месяцем, с каждым днем приближается срок моего освобождения. От трехлетнего срока осталось двенадцать недель. Я мысленно подвожу итоги. Строю планы на будущее. Я написал несколько писем коллегам, прошу описать сегодняшнее положение. Я довольно расширил свои возможности – могу делать и серьезную переводческую работу, и издательскую. Мое участие в огранизации музея СТЗ тоже дало определенную квалификацию. Я не много приобрел за эти два с половиной года, но ничего не потерял из прежних своих знаний. Следил за всеми научными журналами, русскими, немецкими и английскими, которые здесь можно было найти в в библиотеке. Французских здесь не нашел, но французский я поддерживаю благодаря тем двум книгам А. Франса, которого ты мне прислала с отчаянной критикой. Я очень тоскую по музыке и не оставляю надежды на какую-то небольшую музыкальную работу в Москве, в добавление к основной.
Милая Маруся! Я полон надежд и веры, что мы сможем обрести друг друга с той полнотой, которую мы знали во все время нашего брака. Поверь мне, я не склонен к жалобам, но единственная моя настоящая печаль, что я внес в жизнь твою и Генриха такие сложности. С другой стороны, благодаря моей ссылке в Генрихе открылись черты, которые меня так порадовали, – я не ожидал от него такого мужества, целеустремленности и жертвенности. То, что он пошел на работу в Метрострой, еще и доказательство серьезности его отношения к жизни. Это уже не только мальчишеская восторженность и революционный романтизм, знакомый нам по годам нашей юности, но и реальное присутствие на трудных участках строительства. Он глубже, чем представлялся мне еще два года тому назад. Это действительно путь пролетария умственного труда: рабфак, техникум, уверен, что будет и институт с хорошим инженерным образованием. И твои дела несомненно поправятся. Маруничка! Подумай – осталось 84 дня! И мы заживем счастливо и долго-долго!
Глава 39
Возвращение Юрика
(январь 2000)
Нора сразу узнала этот чирикающий птичий голос – узнала бы его из тысячи. Это была Марта. Бесформенно-соломенная, как стог, добрая, как сенбернар, с голосом, как у заводной игрушки.
– Нора! Какое счастье, что я до тебя дозвонилась. Приезжай, пожалуйста. Приезжай скорее. Юрик на наркотиках, он в ужасном виде. Мы с Виктором ничего не можем поделать.
Марта говорила по-английски, но Нора поняла все до единого слова.
– Где он сейчас?
– В Нью-Йорке. Он был у нас. Только что уехал. Приезжал за деньгами. Выглядит ужасно… Героин или что-то такое… Тяжелое… Виктор плачет. Велел тебе позвонить. Приезжай как можно скорее!
