Странное сильное чувство: она, Нора, одна-единственная Нора, плывет по реке, а позади нее расширяющимся веером ее предки, три поколения лиц, запечатленных на карточках, с известными именами, а за ними, в глубине этих вод, бесконечная череда безымянных предков, мужчины и женщины, выбирающие друг друга по любви, по страсти, по расчету, по велению родителей, производящие и сберегающие потомство, и их великое множество, они заселяют всю землю, берега всех рек, плодятся и размножаются, чтобы произвести ее, Нору, а она – своего единственного мальчика Юрика, а он еще одного маленького мальчика Якова, и выходит бесконечная история, смысл которой так трудно уловить, хотя он явно бьется какой-то тонкой ниточкой. Все труды поколений, все игры случайностей ради того только, чтобы родился новенький ребенок Яков и вписался бы в этот бесконечно-бессмысленный поток. Тысячи лет играется этот спектакль, с незначительными, в общем-то, вариациями: рождение-жизнь-смерть, рождение-жизнь-смерть… И почему все еще интересно и увлекательно плыть по этой реке, наблюдая смену пейзажа? Не оттого ли, что придуман хитрый пузырек, тончайшая оболочка, которая замыкает в ограниченных пределах каждое живое существо, каждое “я”, плывущее по реке, пока не лопнет с глухим стоном и не выльется обратно в бесконечную воду. Эти ветхие, чудом сохранившиеся письма и есть бессмертное содержание этого “я”, след существования…
“Почему же я столько лет не прикасалась к этим письмам?” – задавала себе вопрос Нора. Из страха. Боялась узнать что-то ужасное о Якове, просидевшем в ссылках и лагерях по меньшей мере тринадцать лет, о Марусе, которая вечно что-то скрывала, постоянно проговаривалась и глухо замолкала. Боялась узнать о тех страстях и страхах, которые их поедали, и о тех подлостях, на которые толкает страх. Но письма многое объяснили…
Теперь оставался последний шаг – узнать то, что находилось за пределами писем. Это последнее движение Нора совершила: позвонила в архив КГБ.
Архив находился на Кузнецком мосту, в пяти минутах ходьбы от черного сердца города, от Лубянки. Нора сказала, что хотела бы ознакомиться с материалами дела своего деда Якова Осецкого, который был освобожден из заключения в конце 1955 года. Сотрудница спросила, есть ли у Норы документы, подтверждающие родство.
– Я ношу ту же фамилию и у меня сохранилось метрическое свидетельство моего отца, где указано имя деда.
– Тогда никаких проблем. Оставьте свой телефон, мы закажем дело вашего деда и позвоним вам в течение двух недель, – ответила приветливая сотрудница.
Через две недели позвонили и сказали, что она может ознакомиться с делом Якова Осецкого. Нора отправилась в архив, на Кузнецкий мост.
Симпатичная женщина положила перед Норой папку, на которой сверху было написано:
Дело Осецкого Я. С.
Начато 1 дек 1948 – окончено 4 апреля 1949 г.
Сдано в архив Р-6649
Архив КГБ № 2160
Папка была толстая, в нее, помимо подшитых пожелтевших страниц, были вложены запечатанные конверты большого формата, которые, как предупредила сотрудница, вскрывать было нельзя. Нельзя было также фотографировать или ксерокопировать, но делать выписки разрешалось. В конверте незапечатанном – фотография. Яков Осецкий в день оформления, в профиль и анфас – бритая голова, небольшие усы, плотно сжатый рот.
Дух перехватило от этого лица…
Нора положила рядом с “Делом” принесенную из дома общую тетрадь, в которой первые три страницы были исписаны Юриковой рукой в 1991 году, незадолго до его отъезда в Америку. Чистой тетради в доме не нашлось, а писчебумажный рядом с домом оказался закрыт. Перевернула страницу с Юриковыми каракулями и начала делать выписки…
Родился… учился… служил в армии… работал…
Первый арест 1931 г. – 3 года ссылки (СТЗ)
Второй арест 1933 г. – 3 года ссылки (Бийск)
Третий арест 2.12.1948 г.
Про первые две ссылки Нора уже прочитала в письмах деда. Про последний срок знала только, что посадили его в 48-м, а выпустили в 55-м.
Бросился в глаза лист плотной хорошего качества бумаги, на котором было написано прекрасным писарским дореволюционным почерком: “Ордер на арест от 1 дек 1948 года”. И отпечаток пальца!
На прочих листах – вшивеньких, пожелтевших, – была записана вся история безграмотной рукой, коряво в грамматическом и графическом отношении, но этого Нора уже почти не замечала.
“Обыск был проведен по месту проживания у сестры, Ивы Самойловны Резвинской на ул. Остоженке 41, кв 32, работающей учительницей в школе № 57, по немецкому и французскому языков.
При обыске присутствовали сестра Резвинская И. С., дворник Соскова М. Н. и понятой Чмурило А. А.”
Далее шла длинная опись имущества, которую Нора на чала было переписывать, но потом остановилась.
Опись имущества:
1. Кровать железная
2. Этажерки две
3. Радоприемник “Телефукен” импортный
Здесь один лист с нумерацией отсутствовал. Далее шло:
17. Чемодан фанерный
18. Счеты конторские
19. Бритва безопасная
20. Счетная линейка
21. Пальто муж. демисезонное в елочку б/у
22. Пальто муж. летнее шерст
23. Костюм муж. шерст
24. Черная двойка – старая
25. Пиджак муж. шерст.
26. Рубашки 3 старые
27. Рубашки нательные 2 старые
28. Кальсоны 4 пары старые
29. Трусы б/у 4 пары
30. Полотенце х/б
Мысленно Нора расставила кровать, две этажерки, стол в узкой комнате, разложила эти вещи б/у и поняла, что уже ставит спектакль…
“При обыске изъяты:
1. Диссертация Я. Осецкого “Демографические понятия поколения” 3 т., 754 стр, 46–48 гг
2. Брошюра Осецкого “Статистические данные экономики Европы”
3. Ж. “Мысль” 6–11 №№ за 1919 г. Харьков
4. Материалы в черновых записях “Англо-палестинский справочник” 577 стр.
5. Записи по эконом. статистике 314 стр.
6. Письма 173 штук на 190 листах
7. Газеты на разных иностранных языках (анлийский, немецкий, французский и турецкий – со слов Я. Осецкого) – 18 штук.
8. Рефераты для ЕАК по полестинскому (через О – невозможно не заметить!) вопросу – четыре тома (машинопись) с надписью на каждом томе “Михоэлс”
9. Доклад по палестинскому вопросу для МИД СССР (с надписью “советнику МИД Б. Штерну”)
Пунктов было всего 68, далее шли книги, тоже длинный список.
Книги:
1. Покровский, “Рус. история”
2. Мартов, “История российской социал-демократии”, с пометками
