Волна за волной, группами от роты до батальона с разных направлений маньчжуры стремились приблизиться к редутам. А метров с пятидесяти еще и открывая ответный огонь — где стрелами из луков, где редкими залпами аркебузиров, которые таки у них все же были. Пусть и немногочисленные. Артиллерийские корректировщики и штаб дивизии буквально падал с ног от напряженной работы, управляя минометными батареями, дабы оперативно подавлять то тут, то там замеченные отряды. Батареи картечниц же напротив, стреляли самостоятельно, контролируя заранее нарезанные и распределенные сектора.
Весь день продолжали атаки, совершенно измотавшие бойцов. Полчаса — час — это максимальный перерыв, который маньчжуры давали русским. А потом снова. Причем разом со всех сторон. И лишь когда солнечный диск коснулся земли на западе наступила тишина. Ну… как тишина. Просто прекратили стрелять, что после постоянных выстрелов и взрывов в течение дня казалось чем‑то невероятным. Почти божественным. Невероятным.
— Как думаешь, — обратился к Меньшикову Евдокимов, — завтра продолжат?
— А черт их знает? — Ответил тот, баюкая руку, в которую угодила шальная стрела, выпущенная, видимо, наугад. — Они весь день рвались сюда….
— Думаешь, отступят из‑за больших потерь?
— На начальной стадии битвы под Брестом войска Лещинского тоже весь день атаковали. Но там у нас было поплоше оружие. Да и у них артиллерия имелась…. А тут…. Нет, не знаю. Не понятно, сколько мы положили. Иногда мне казалось, что уже несколько сот тысяч….
— Ваша милость, — козырнул жутко уставший начальник штаба дивизии, — подсчитали боеприпасы.
— Ну наконец‑то. Сколько осталось?
— К 'Ели' и 'Кедру' часа на три боя мин осталось. К 'Пихте' часов на шесть.
— А патроны?
— Еще хуже. Порядка пятидесяти на 'ствол'. Это без учета расхода картечниц, которые жрут их словно безумные. Как вы понимаете…
— Приплыли… — тихо выдохнул, сев на раскладной походный граф. — С такими запасами минут через десять пехота останется только с холодным оружием.
— А что с людьми?
— Тысяча двести пять ранено, из них триста восемь серьезно. Четыреста двенадцать — убито. Но из тяжелораненых многие до утра не доживут. Сильные кровотечения. Да еще и грязи много в ранах. Дивизионный медик говорит о том, что, если полсотни встретит рассвет — уже хорошо. На ноги вообще никого из них не обещает поставить в этих условиях.
— Хреново, — хмыкнул граф. — Получается у нас без малого тысячу безвозвратно выбили.
— Получается так, — согласился полковник. — Плюс еще кто‑то из средних и легких умрет от заражения крови. Слишком много грязи в ранах.
— А сколько мы выбили у маньчжуров оценить можете? — Поинтересовался Евдокимов.
— Никак нет. Даже порядки. Полагаю, что слово 'много' вас не устроит.
— Верно полагаешь, — усмехнулся Меньшиков. — Так и мы считать горазды.
— Кроме того, нужно утра дождаться. Слышите — все поле стонет. Это раненые, что не смогли на своих двоих уйти с поля боя. Сколько их доживет до утра я не знаю. Но им, в отличие от наших раненых, никто медицинской помощи не оказывает. А грязь там не хуже. Да и кровотечения.
— А к нам не полезут?
— Я усилил посты. Приказал добивать.
— Хорошо. Не до них сейчас…. Ступай. Хотя бы часик вздремни. Досталось тебе. — По — отечески мягко произнес Евдокимов.
— Но дела не требуют отлагательств.
— Если завтра будет новый бой, то ты будешь нужен со свежей головой и на ногах много больше меня. Я так, — махнул Евдокимов рукой, — знамя. Ступай. Поспи. Это приказ. И ты Александр Данилыч отправляйся в палатку. Царапина оно царапина. Но все одно крови много потерял. А тут уж я посижу….
Утро было, на удивление солнечным, а чистое голубое небо казалось каким‑то совершенно неестественным. Меньшиков даже поежился.
— Что, Александр Данилыч, не по себе? — Поинтересовался с усмешкой генерал.
— Есть немного.
— Мне тоже показалось, что утро слишком доброе… после вчерашней драки. Однако… — Евдокимов замолчал, хитро улыбнувшись.
— Что?
— Оно оказалось действительно добрым. Конные егеря, что я отправил в ближнюю разведку, донесли — маньчжуры отступают на Гирин. Их заметили, но лишь выставили небольшой заслон в пару сотен. В бой вступать не решились, опасаясь спровоцировать нас на удар. Видимо. Хотя, кто их знает?
— А языки что говорят?
— Ничего. Нет пока ни одного. Я приказал нашим не геройствовать. На новую бойню у нас нет боеприпасов.
— Да уж… — покачал головой Меньшиков. — Получается, что мы их таки сломили?
— Кто их знает… — пожал плечами генерал. — На первый взгляд так. Но может и военная хитрость какая. Впрочем, нам их маневр на руку. Я уже выслал курьерскую группу в Нерчинск за боеприпасами. Там уже должны были подготовить обоз с охранением. А мы пока здесь, в городе посидим. Осмотримся.
— И сколько ждать? Не упустим ли инициативу?
— А вы хотите наступать без патронов? — Удивленно повел бровью Афанасий Петрович.
— А они знают, что у нас их нет?
— Если мы выдвинемся, то они, безусловно, продолжать беспокоить наш походный ордер набегами. Сколько мы сможем отстреливаться? День? Два? Три? А потом нас раздавят. К тому же, у нас есть замечательный повод — нужно похоронить павших. А их тут должно на поле остаться несколько десятков тысяч. При меньших потерях они бы не отступили.
— Это дел максимум на неделю. А что потом? Что мы бойцам скажем?
— Что после тяжелого боя им нужно отдохнуть. Серьезно. С боями шли столько дней. С бабами помиловаться. Поесть — поспать спокойно. Да и раненых, кого можно, на ноги поднять. Мы не в том положении, чтобы оставлять их. Перебьют. Как есть перебьют. А так, тех, что не встанут за эти две — три недели, отправим обратно с охранением, что приведет обоз.
— Не думаешь, что местные взвоют от такой радости?
— У нас есть выбор? — Усмехнулся генерал. — Больше тысячи раненых нас сковывают по рукам и ногам. Считай, десятая часть дивизии. Главное бардак не допустить, грабежи и прочие гадости. Но то мы с местными старейшинами все обсудим. Патрули по улицам городка пустим. Да разъезды по округе. Порядок нам самим на руку. Ведь они будущие подданные Государя нашего.
— Еще не известно, — хмуро ответил Меньшиков.
— Думаешь, можем проиграть? — Удивленно переспросил Евдокимов.
— Отнюдь. Победа неизбежна. Но вот то, что они будущие подданные Петра Алексеевича еще не предопределено. Я видел заготовку мирного договора. У них есть шанс уйти на юг.
