– Много, – ответил Рундельштотт. – Целый город, как видишь, вырос на добыче… А потом иссякло. И в ручье, и даже в недрах горы. Видишь, какие там норы?.. Издали будто стая ласточек поселилась. Вот и.
– Развели бы огороды, – сказал я. – А вон там можно овец выпасать! Какая трава, какая трава… Короля можно кормить!
– Таких людей работать не заставишь, – ответил Рундельштотт. – Золото искать, могилы грабить – это не работа.
– Даже если труднее, – сказал я скептически, – чем разводить огороды?
Он хмыкнул, указал взглядом на Фицроя.
– Скажи ему. Он объяснит с высокомерием искателя приключений, что рыться в глубокой норе, рискуя быть раздавленным, это не работа, а счастье, выпавшее мужчине! А собирать яблоки с дерева – тяжелый, изнурительный труд. Или клубнику с грядок, что вообще унизительно. Давайте на ночь остановимся здесь. Гостиница вполне…
Фицрой поморщился.
– Вполне для чего?.. С нами ее высочество принцесса Адрианна!
– Здесь такое запустение, – пояснил Рундельштотт, – что сюда ни один патруль не заглядывает.
– Фицрой, – предупредил я, – не давай принцессе снимать твой плащ. И пусть капюшон всегда будет… ну, ты понял! Если хоть кто-то увидит ее золотые волосы, вся Уламрия будет знать, что с нами ее высочество Золотоволоска.
Принцесса возразила чуточку обиженным голосом:
– Ну что вы, глерд Юджин! Мне так уютно в этом плаще! Как будто сам глерд Фицрой меня держит в руках…
– Ваше высочество, – прервал я строго, – молчите!
Она в изумлении расширила глаза.
– А что я сказала? Что в его руках…
– Принцесса, – оборвал я. – Когда вернемся, ваши наставники продолжат ваше воспитание. А сейчас я ваш строгий папа. Если надо, то и выпорю.
Она сказала обиженно:
– Папа меня никогда…
– Плохие у вас были папы, – отрезал я. – А вот я самый правильный! Так что слушайтесь сюда и не чирикайте лишнего. Все, прибыли.
Понсоменер покинул седло и, не дожидаясь работников двора, сам распахнул перед нами ворота.
Коней расседлали, протерли, все-таки долго шли то рысью, то галопом, насыпали им в ясли овса, напоили. Фицрой отыскал хозяина и снял комнаты для всех, гостиница почти пустует, потому каждому досталось по отдельной.
Когда выбили пыль из одежды и помылись, Понсоменер напомнил всем, что глерд Фицрой уже заказал ужин, он это всегда делает в первую очередь.
Когда спустились в помещение харчевни, я обнаружил, что стульев и даже табуреток нет, вместо них тяжелые дубовые лавки на пять человек каждая, а если на женщин, то на семь, но откуда здесь женщины, даже баб не видно.
Самый чистый стол, и то колченогий, воздух в помещении несвежий, с запахом подгорелого масла. Кроме нас, за дальним столом только четверо мужчин звероватого вида в сильно поношенной одежде, такие могут быть как старателями, так и разбойниками.
Фицрой с тоской посмотрел на Рундельштотта.
– Мастер, сделали бы вы нам хотя бы по чашке хорошего вина…
– Именно хорошего? – переспросил Рундельштотт.
– Вам же все равно…
Рундельштотт бросил на меня взгляд.
– Видишь? Даже герой с его… гм… мощным мозгом понимает, что для хорошего и плохого вина попыхтеть надо одинаково. Как и магии затратить одну порцию. Так что учись. Даже с малыми силами можно делать много.
Я кивнул, ну да, понятно, одинаковое усилие на то, чтобы поднять кирпич или узелок с алмазами.
Фицрой напомнил просительно:
– Так как насчет… Для ее высочества…
Рундельштотт спохватился:
– Ах да… Хорошо, но может не хватить на защиту.
– Мы успеем достичь Нижних Долин раньше, – заверил Фицрой.
Рундельштотт кивнул, сосредоточился, пошевелил пальцами. Перед нами прямо из воздуха появились четыре чаши, наполненные темно-красным вином, аромат сразу шибанул в ноздри.
– Видишь, – сказал мне Рундельштотт. – Сразу и чаши, и вино. Порознь легко, а вместе… уже мастерство!
Я посмотрел на принцессу, ее глаза стали размером с блюдца, а рот округлился.
– Ой… никогда такого не видела…
– А вам можно вино? – спросил я строго. – Молодым девушкам не положено.
Она посмотрела на меня с обидой.
– Но хоть немножко?.. Я никогда не пробовала вина…
– И не стоит, – отрезал я решительно. – Многие вот так становятся потом… Не для ваших розовых ушек будь сказано. А нам нельзя, чтобы вы стали.
– Почему? – спросила она наивно.
Я ощутил затруднение, королевой точно никогда не станет, так что вроде бы можно быть пьяной и толстой.
– Нельзя, – повторил я твердо и посмотрел на нее давящим взглядом строгого родителя. – Мы должны заботиться о красоте природы.
Фицрой сделал глоток, закрыл глаза в наслаждении, но когда попробовал придвинуть чашу принцессе, я так посмотрел зверем, что он поспешно дернул взад, расплескивая вино по столешнице.
Хозяин появился сонный, опухший и мрачный, явно мающийся головной болью. Взгляд уперся в чаши, но Фицрой не дал раскрыть рот, сказал повелительно:
– Мяса!.. Жареного! Много!.. Что-то вообще есть?
– Только баранина, – буркнул хозяин.
– Тащи баранину, – велел Фицрой. – Да побольше! Что еще? Сыр, рыба?
– Есть…
– Тащи, – приказал он. – А еще и с собой возьмем.
Хозяин покосился на принцессу, та смирно и молча сидит, не шевелясь, в плаще с надвинутым на глаза капюшоном, Фицрой нетерпеливо хмыкнул, и хозяин потащился обратно.
Мы почти допили вино, когда он же и принес на огромном, как столешница, подносе две зажаренные в острых травах бараньих ноги, два бараньих бока, где на ребрах восхитительное мясо блестит хорошо прожаренной плотью, и мелко нарубленное мясо, особенно нежное, судя по виду.
– Мне ногу, – сказал Фицрой и ухватил ту, что покрупнее. – А это… это…
– Нашему младшему спутнику, – сказал Рундельштотт и, взяв из его рук миску с мясом, поставил перед принцессой.
В мою сторону он метнул озабоченный взгляд, указывая, что трактирщик как-то вычислил, что пятый из нашей компании не справится ни с бараньей ногой, ни с бараньим боком.
Когда он ушел с подносом, Рундельштотт шепнул:
– Юджин, не все обязательно плохо. У хозяев постоялых дворов наметанный глаз. Да и амулеты у некоторых есть… Так что он просто ощутил, что мы скрываем нечто. Но это не значит, что здесь уже знают о нас.
– Но лучше убраться поскорее.
– Ночь на дворе, – напомнил он. – Лошади устали. Да и нам поспать не мешает.
