Я присмотрелся, это тот же, что отворял ворота, удивился, поинтересовался как можно спокойнее:
– Это что… пыточная?
Мужик усмехнулся.
– Шутите?.. Это для жарки мяса. Хозяин любит хорошо прожаренное. Он вообще кроме мяса ничего бы и не ел!
– В его возрасте? – спросил я. – Неудивительно, что у него такое с суставами… В каком бочонке вино самое старое?
Он повернулся, вытянул руку.
– Вон там в углу. Ковшик не забудь!
– У меня своя посуда, – ответил я.
Он смотрел, как я умело открыл кран, темно-красная струя полилась спокойно и величаво, осознавая свою элитность. Я дождался, когда кувшин наполнится, аккуратно повернул кран, перекрывая вину выход, и выпрямился.
– Прекрасное вино!.. Чувствую даже по аромату.
Он кивнул.
– На здоровье…
Я вернулся с кувшином вина несколько ошалелый, но не подал виду, а когда встретил пытливый взгляд хозяина, сказал с восторгом:
– Прекрасный винный погреб!.. И сразу видно, где старое вино, где молодое…
Он кивнул, его губы начали раздвигаться для ответа, но вдруг насторожился, прислушался к чему-то, мы умолкли в ожидании, а он поднял на Рундельштотта взгляд, полный благодарности, на губах впервые за все время проступила слабая и пока еще неуверенная улыбка.
– Мои благородные друзья… Как же я рад! Благородный Рунд просто удивительный лекарь.
Рундельштотт спросил радостно:
– Действует?
– Мои бедные суставы, – проговорил хозяин, – впервые за многие месяцы перестали донимать меня болью, даже когда я не двигаюсь…
Рундельштотт вздохнул с облегчением, а я кашлянул и сказал скромно:
– Если мне дозволено будет добавить, то боль на некоторое время вернется, хотя уже не так сильно… это будет длиться с неделю… Мудрый Рунд вот так полностью излечил моего дедушку, так что я знаю! А через пару недель вы уже забудете, что суставы у вас когда-то были распухшие и скрипели!
Хозяин посветлел лицом, посмотрел и на меня благосклонно.
– Вы хорошие люди, – сказал он просто.
Утром мы выехали со двора, тот же самый мужик закрыл за нами ворота.
Я оглянулся, а когда отъехали, пробормотал:
– Одно непонятно…
Фицрой теперь везет принцессу перед собой, она снова у него в руках, как закутанный в одеяло ребенок, Понсоменер унесся вперед, потому только Рундельштотт услышал и поинтересовался:
– Что непонятно?
– Дом большой, – сказал я осторожно, – даже громадный. Сад, огород, ухоженный пруд с вот такими рыбинами…
– С карпами, – уточнил он. – В основном.
– Да хоть с осетрами, – сказал я, – но они же не просто сами по себе!.. Их кормить надо… или не надо? Пруд чистят или он как озеро?.. Все равно как-то странно… один человек на все?
Рундельштотт помолчал, лицо медленно принимало грустное выражение.
– Иногда, – проговорил он с неуверенностью в голосе, – природа как бы принимает человека… Некоторых. К которым привыкла, пока они сидят на одном месте, если незлобивы и не вредят… У таких, глядишь, всегда урожай, двойной приплод, вода в роднике не иссякает и всегда холоднющая, в саду полно яблок…
– И не колдовство?
– Верно, – сказал он. – Верно заметил. Это не они, а… для них.
Я задумался, что-то не в духе генеральной линии эволюции и происхождения видов, по отбору и жестокой конкуренции, а как бы наоборот, хотя везде межвидовая конкуренция сохраняется, а здесь как бы исключение, крохотная лакуна. Как если бы природа пожалела беспомощное существо и сунуло ему под мордочку блюдце с молочком.
Хотя, может быть, эволюция смотрит мудрее, чем я думаю. То есть межвидовая и внутривидовая конкуренция пусть становится еще жестче, это двигает прогресс, но в то же время нужно поддерживать и тех существ, что интуитивно выходят на более высокий уровень, где уже не конкуренция, а сотрудничество с природой…
Рундельштотт поглядывал заинтересованно, что-то у меня вид больно умствующий, а я напряженно прикидывал, как же мне в этой ситуации извлечь личную выгоду. Я же демократ, а демократ прежде всего думает о собственной шкуре, на этом здоровом эгоизме зиждется просвещенное современное общество, опирающееся на законы и подзаконные акты.
– Что-то нашел?
Я покачал головой.
– Нет, но чувствую нечто. Смутно, как собака, что все понимает, но петь не может. Мы связаны со всем миром, но точно так же, как чувствуем запахи тел друг друга, так и природа чувствует нас.
Он сказал медленно, не сводя с меня пронизывающего взгляда:
– Юджин… если сумеешь понимать мир… даже и не знаю, что тогда сможешь.
Я зябко передернул плечами.
– Ладно-ладно, уже и так страшно. Словно в бездну заглянул!
Он спросил негромко:
– Другое интересно, как ты догадался, что наш хозяин противник короля Антриаса?
– Закон Больших Чисел, – пояснил я туманно, – или Больших Данных, описывающий состояние, когда они, Данные, переходят в новое понимание… Когда их набирается столько, что голова уже не вмещает, мышление начинает совершаться иначе! На интуитивном уровне, как у божьей коровки… То есть смотрю, как подстрижены розы в саду, как посыпан белый песок на дорожках, и понимаю, что этот человек не одобряет политику короля Антриаса по увеличению собственной власти за счет подавления вольностей высшего вельможного глердства!.. Все оставляет след, дорогой мастер!.. Сторонник короля стрижет кусты иначе, и хотя по одним кустам этого не определить, но когда смотришь на дорожки, кладку стен, линию веранды и покрой сапог нашего хозяина, то интуиция все это складывает и выдает абсолютно точный и взвешенный вердикт: виновен, надо вешать!.. Ну, не в прямом смысле, но вы меня поняли…
Он покрутил головой.
– Странно… Почему тогда у меня так не происходит?
– Мастер, – сказал я почтительно, – у вас мозг очень емкий, туда еще многое можно складывать, пользуясь вашей интеллигентностью и добротой! Даже ерунду всякую, как я часто делаю, а вот у меня мозг неразвитый, сла-а‑абенький. Уже давно переполнился, больше не влезает. Потому он вынужден перейти к другим возможным видам мышления.
– Гм… а какие это?
– Среди них, – пояснил я, – есть и озарение, столь присущее Улучшателям, и сублимация, и внутреннее понимание сути вещей, что на самом деле, конечно, не понимание, а понимание в другом смысле, а то и в третьем. Человеческий мозг еще не те фокусы может выкидывать, мудрый мастер, такое и не снилось нашим пандавам и кауравам, а то даже горациям и курациям!
Глава 5
В полдень Понсоменер придержал коня, а когда мы догнали, сказал ровным голосом:
