Долгое время ничего не случалось, лес как лес, ничего таинственного, Понсоменер начал поглядывать на меня с вопросом в глазах, я кивнул.
– Ладно, привал на чуть-чуть. Покормим коней, сами перекусим… Но недолго!
Понсоменер отыскал красивую поляну с приникшей к земле мелкой травкой, тут же начал собирать хворост, аристократы хреновы, не могут сухим пайком обойтись, костер им надобен, даже хлеб поджаривают, гренки подавай…
Фицрой отошел в сторону, и вдруг на краю поляны ноги разом ушли в зеленую травку, он успел охнуть, как погрузился весь, на миг мелькнуло бледное лицо с вытаращенными глазами, тут же погрузился, через мгновение вынырнул, весь в грязи и облепленный зеленой травкой водорослей.
Мы с Рундельштоттом ухватили за растопыренные руки, осторожно потащили, стараясь сами не соскользнуть в замаскировавшееся болото.
Подбежали Понсоменер и принцесса. Понсоменер бросил Фицрою веревку, тот ухватился за нее зубами.
Принцесса ликующе вскрикнула:
– Смотрите, какая красивая лягушечка!..
На облепленной грязной ряской голове Фицроя устроилась на самой макушке молоденькая лягушка, вся блистающая свежей изумрудной кожей, крупноглазая и с перепончатыми желтыми лапками.
Я торопливо закричал:
– Молчать!.. Камрады, ма-а‑алчать!.. Ни звука!.. Вытаскиваем медленно, чтобы у него не оторвалась… не оторвались ноги… Болото свою добычу держит…
Принцесса сказала счастливо:
– Тащите, тащите… еще немного…
Она протянула белые нежные руки к Фицрою и бережно сняла с его головы лягушку в обе ладони. Фицрой обессиленно рухнул лицом в мох и часто дышал, перемежая стонами и хрипами.
Потом выплюнул темную воду, в которой продолжали извиваться два толстых червяка. Он посмотрел на них безумными глазами и ухватился обеими ладонями за живот.
Принцесса с задумчивым видом держала лягушку в ладонях.
– Если я ее поцелую, – сказала она нерешительно, – а она превратится в заколдованную принцессу… Юджин, может быть, вы поцелуете?
Я помотал головой.
– У меня есть рептиль Яшка.
Она с надеждой в глазах поверлась к Фицрою.
– Поцелуете?
Фицрой посмотрел на нее, на лягушку, снова на нее.
– Кого из вас?.. А‑а‑а, понял!.. Нет, жениться мне как бы рановато. Пусть Рундельштотт, ему сейчас нужна жена или хотя бы связь.
Рундельштотт поморщился.
– Если гарантируешь, что останется лягушкой, тогда можно, но если в самом деле как-нибудь проснусь, а она уже принцесса? Нет уж, лучше ее обратно в болото.
Принцесса сказала с жалостью:
– Как жаль… Болото в стороне от дорог, когда еще кто проедет вблизи…
– Пусть подождет, – сказал я с сочувствием к принцессе и еще больше к лягушке. – Потом благодарнее будет, может быть, из нее получится верная и любящая жена. Бросьте ее в болото, ваше высочество. И вообще не хватайте все в руки, особенно если что-то подсунет Фицрой…
Она сказала с мягким укором:
– Что вы все запрещаете? Да слова вам не скажи… Вы деспот, да?
– Я ваши уши берегу, – объяснил я.
Она в испуге потрогала свои уши.
– А что с ними не так? Меня будут таскать за уши?
– Я такому руки отобью, – сообщил я. – Просто не хочу, чтобы вы слышали какие-то грубые слова. Или неприличные.
Она округлила глаза.
– Ой… а какие это?
– Ваше высочество, – спросил я с укором, – вам что, перечислить их?
Она ответила чистым, ясным голосом невинного ребенка:
– Ну да… иначе как я буду знать, какие из них какие?
– Гм, – ответил я в затруднении, – пусть это сделает Фицрой. Он знает больше.
Она обрадовалась.
– Правда?
– Правда-правда, – подтвердил я. – И он с вами охотно поделится всем запасом. Только действуйте понастойчивее. Он такой застенчивый, такой робкий…
Глава 6
После короткого обеда продолжили путь, Понсоменер впереди, как всегда, я следом, готовый к неприятностям и немедленной стрельбе, но лес хоть и выглядит неприятным и угрожающим, но, думаю, его недобрая слава из-за очагов огромного болота, на котором он вырос.
Пройдет еще десяток-другой лет, и эти последние болотца высохнут, затянутся ряской, зарастут сверху толстым слоем мха, и останется только пугающее название…
Ночь застала тоже в этом лесу, воздух сырой, даже костер разгорелся сперва ярко и мощно, потом начал пускать дымки, постреливать, словно на раскаленные угли попадают капли влаги.
Фицрой хлопочет возле принцессы, укутывая ее в плащ, укладывая под защиту дерева и подгребая к себе в целях, конечно же, безопасности, Рундельштотт после ужина сразу задремал, только Понсоменер добросовестно подбрасывает в костер ветки, выбирая самые сухие.
– А ты почему не спишь? – спросил я.
Он застенчиво улыбнулся:
– Успею. Мне хватает пару часов. Не люблю спать долго… да и не могу.
Из-за деревьев медленно и с царственным величием поднялась огромная бледная луна, заслонив почти половину неба, а от земли словно на ее призыв начал струиться густой туман, сперва расстилался у самой почвы, затем начал нарастать, сперва заметными слоями, затем перемешался, потек вверх…
Я прошелся в кусты, издалека пахнуло странно знакомым, присел и начал всматриваться. За кустами проступил синеватый силуэт, через десяток секунд я уже был уверен, что это Рундельштотт.
Понаблюдав за ним, потрясенно понял, что старый чародей вышел проверить мой анализатор. То и дело достает из кармана крохотные стебельки, вкладывает в ячейку и водит по сторонам, засекая расстояние.
По большей части, как вижу, неудачи, хотя анализатор наверняка показывает, что да, есть, засек, но на расстоянии сотен миль, а то и тысяч…
В какой-то момент Рундельштотт вздрогнул, наклонился, всматриваясь в показания, тут же пошел торопливо прямо через кусты.
Я вздохнул и вернулся к костру, Понсоменер все так же у костра, задумчивый и сосредоточенный, ничего не спросил, но я ощутил каким-то образом, что он спрашивает о старом чародее, ответил мирно:
– Скоро вернется. Травы собирает.
Он кивнул.
– Да, тут много редких трав. Под болотом был, говорят, другой мир. Но теперь все ушло.
– Лишь бы трава осталась, – сказал я.
– И трава уйдет, – ответил он равнодушно. – Все уходят.
Фицрой завозился во сне, открыл один глаз, затем с усилием второй.
