– Еще не спите? Что за болото, что за болото…
– Здесь принцесса, – напомнил я строго, – придержи язык.
Он вздохнул и снова закрыл глаза.
Лес рассекает прямая, как стрела, просека. Похоже, торговые пути здесь весьма, надо держать уши на макушке, как у коня, а не по бокам, как у коровы.
Некоторое время двигались по ней, настороженные и даже помалкивающие, чтобы ничего не пропустить, затем Рундельштотт настойчиво посоветовал сойти и поискать тропку попроще. Фицрой запротестовал, но неожиданно сказал Понсоменер:
– Я тоже чувствую. Много людей… Навстречу.
– Армия, – пояснил Рундельштотт. – Тяжелая конница.
– Сворачиваем, – велел Фицрой. – Конечно, всех перебьем, но лучше поодиночке…
В лесу не просто сыро, чавкает и брызгает гнилой водой, будто идем по гигантскому болоту, на котором успели нарасти кусты и деревья, но Понсоменер ушел далеко вперед и оттуда подает успокаивающие знаки, дескать, там возвышение, земля чище и суше.
Почва в самом деле уже не чавкает, хоть и слегка прогибается, а туман поднялся и странно завис в верхах деревьев, что не пропустили его выше. Странное зрелище, от которого у меня мурашки по всему телу: плотное облачное небо на уровне нижних веток деревьев, что едва не задевает наши головы!
И когда мы продвигались медленно и осторожно, издали долетел едва слышный перестук копыт. Фицрой впереди вскинул руку, и мы с Рундельштоттом остановились.
– Уламры, – сказал Фицрой. – Ломанемся в чащу?
Рундельштотт покачал головой.
– Здесь не укрыться. Нужно ехать вперед и держаться так, будто ничего не случилось, мы купцы, малость сбились с дороги.
– Мы такие тупые? – возразил я.
– Просто восхотели сократить дорогу, – пояснил Рундельштотт.
Из тумана вынырнули всадники в тяжелых металлических доспехах, кони покрыты кольчужными сетками, на шлемах всадников короткие рога, что олицетворяют могущество, насколько я помню, но еще большее могущество демонстрируют сами всадники: рослые, крепкие, в прекрасно подогнанных доспехах и с хорошим вооружением, так что издали в сыром тумане показались вроде гигантских муравьев с их металлически блестящим хитином.
Трое передних разом опустили копья, острые как жала наконечники оказались прямо перед грудью Фицроя и Рундельштотта. Я скосил глаза на копье, что почти упирается мне в грудь, сказал радостно:
– Вы армия?.. Как хорошо!.. А то куда ни плюнь, разбойники, грабители…
Копья даже не качнулись, подъехали и остальные всадники, а старший спросил резким командным голосом:
– Кто такие?
– Купцы, – ответил я и поклонился, как простолюдин перед знатным глердом. – Мы везем семена из имения Кизинец в имение Делига, но, на свою беду, немножко сбились с пути…
Рундельштотт вскричал визгливым голосом:
– Мальчишка!.. Сбились? Это ты нас сбил, похваставшись, что знаешь более короткий путь!.. Вот тебе и короткий, когда то в болото, то в чащу…
Старший из воинов посмотрел на него, перевел полный презрения взгляд на меня, скривился, махнул рукой.
– Ждите на обочине, пока пройдет мой отряд.
Я склонился в низком поклоне.
– Спасибо, благороднейший лорд! Где пройдет ваша армия, там все трясется от страха и торжествует королевская воля!..
Конница двигалась долго, я заметил, что Фицрой, изображая рассеянного шалопая, тем не менее подсчитывает численность проходящего мимо воинского контингента, а как же иначе, это мы, мужчины, делаем на автомате, как всегда определяем рост и ширину плеч любого, с кем говорим впервые.
На этот раз дорога незаметно вывела на простор, а когда впереди замаячила трещина в земле, я сообразил, что это ущелье, глубокое ущелье, но мы едем не по дну, а уже по краю обрыва. На той стороне из кустов выметнулась пара крупных животных, что-то вроде злобно оскаленных горилл, взвыли при виде нас, такого сладкого мяса, чуть было не сорвались с края, потом побежали вдоль, не отрывая от нас горящих ненавистью взглядов.
– Ну и морды, – сказал Фицрой. – Никогда их не любил. Простите, ваше высочество, на свете не все такое красивое, как лягушечки.
– Это вепролоки, – сказал Понсоменер.
– Встречался? – спросил я.
– Только издали, – признался он. – А ближе не хотелось бы. Они живучие и очень сильные. А я драться не люблю. И никогда не любил.
Я поинтересовался как бы невзначай:
– Но все же побывал не только в своей деревне?
– Почти не отлучался, – заверил он.
– Но драться приходилось?
– Совсем чуть-чуть, – ответил он и поморгал чистыми, доверчивыми глазами, чем они напомнили взгляд принцессы. – Я стараюсь избегать вообще таких мест…
Он присвистнул, впереди дорога загромождена камнями, к тому же настолько идет круто вверх, что непонятно, как подняться самим, не говоря уже о конях. Фицрой в непонимании крутил головой, словно искал обходной путь, а Рундельштотт сказал веско:
– Снимаем с коней поклажу.
– Зачем? – поинтересовался Фицрой.
– Перенесем на себе, – пояснил Рундельштотт. – Ты крепкий, сам все перетащишь. А мы пока коней постережем…
– Лучше я постерегу, – предложил Фицрой. – Что, плохая идея? Странно, я же такой умный, а вы какие-то странные, не оценили блеск моей мысли…
Поклажу все-таки перетащили мы втроем, оставив Рундельштотта с принцессой и конями, а потом с нечеловеческими трудностями почти на себе переносили коней через камни и валуны, затаскивали наверх по гладким плитам, где скользят не только копыта, но и подошвы сапог.
Самое непонятное, навстречу с высот бежит игривый такой ручеек, по мокрым камням карабкаться вообще невыносимо, даже не знаю, как мы затащили коней наверх, а там дорога вроде бы ровнее, потом занесли поклажу и в конце концов помогли взобраться Рундельштотту и принцессе.
– Не понимаю, – выдохнул Фицрой, – вода же всегда стремится вниз!
– И что? – спросил я и указал на ручеек. – Она же не вверх течет…
– А как оказалась там? – спросил он. – Почему на горе, а не как все люди, внизу? Горы здесь сумасшедшие, ручьи тоже глупые… Наверное, волшебство?
Рундельштотт ответил со вздохом:
– Вынужден согласиться. Ничем, кроме непонятного и мощного волшебства не объяснить, как это вода оказалась на вершине горы, и почему течет оттуда сотни лет, и все еще не вытекла.
– В старину чародеи были сильнее, – сказал Фицрой уверенно, – а вот женщины красивее в наше время!
Рундельштотт уязвленно нахмурился, зато польщенно улыбнулась принцесса.
День прошел в нелегкой дороге, на ночь устроились в глубокой расщелине, спали все, сбившись в кучу, хотя у входа горел костер, согревая воздух, но все-таки все, кроме принцессы, малость продрогли.
