– Рассчитываешь на то, что это случится?
– Нет.
– Вот и правильно. Люди не любят рассказывать о себе.
Мильвио рассмеялся.
– Что тут смешного? – удивилась Лавиани.
– Твои слова, разумеется. Я вот частенько встречаю болтунов в своей жизни. Слова не дают вставить, говорят и говорят. Всегда можно узнать много нового, но пользы от подобной информации даже на медяк не наберется.
– А ты будто бы прямо и горишь желанием поведать про свою жизнь первому встречному.
– Я? Встречному? Нет. А тебе – пожалуйста.
– Да ну? С чего такое доверие?
– Тебя нельзя назвать первым встречным. Мы уже знакомы какое-то время.
– Так только кажется, Фламинго. Ты меня совсем не знаешь.
– Ну вот, – с наигранной грустью вздохнут треттинец. – Ты сплошное противоречие, сиора. Конечно же я тебя не знаю. Потому что ты не спешишь про себя рассказывать.
– Начни первым.
– Легко. Что ты хочешь знать?
– Как богатенький мальчик знатной крови стал скитаться по дорогам и влачить жизнь бродяги, например?
Он задумался на мгновение:
– Настоящее слишком сильно связано с прошлым, Лавиани. Чтобы рассказать тебе о том, как я докатился до этой жизни, придется начать с того, что было до этого.
– Сколько тебе? Двадцать пять?
– Двадцать семь.
– Не так уж много, мальчик. Не думаю, что твоя история займет много времени. Она должна выйти достаточно короткой, чтобы мне не наскучить.
– Порой история ребенка сложнее и длиннее истории старика. Весь вопрос – как он живет.
– Твои родственники богаты?
– Мой род древний, но давно обедневший. Один из моих предков четыреста лет назад даже мог стать герцогом, но не сложилось.
– Отчего?
Мильвио усмехнулся:
– Если ты считаешь себя самым умным и хитрым, то всегда найдется тот, кто докажет тебе ошибочность этого заблуждения. Его обошли. Он проиграл в игре за власть. С тех самых пор мы стали не так богаты, как прежде.
– Земли не хватило на тебя?
– Отчего же? В моей собственности чудесное место, недалеко от Лазоревого моря. В месяц Единорога в саду цветут апельсины. Вполне уютный, пускай и очень маленький, уголок.
– Но тебе там не сидится, как я посмотрю.
– Раньше меня вполне устраивал. Я не видел ничего иного, был мал и считал, что так будет продолжаться вечно. Но ты ведь знаешь удел младших сыновей из обедневших дворянских родов?
– О да. Дорог для взросления у вас не так уж и много. Или в разбойники, или в солдаты. Ну, еще есть возможность послужить богатому покровителю или герцогу. В любом из перечисленных мною вариантов есть реальный шанс разбогатеть и выбиться в люди.
– Что-то вроде того, – скучным голосом подтвердил Мильвио. – Разбойник – слишком большой вызов для моей семьи. Надругательство над памятью предков, позор роду и все такое. Так что солдат – лучшее, на что я мог рассчитывать.
– Разумное решение. Хороший меч никогда не будет валяться на дороге, – одобрила Лавиани. – Он многим нужен.
– Отец подумал так же. Сперва меня учил мой дядя, потом нашли другого учителя. В Рионе. Я покинул фамильный дом и вернулся туда лишь раз, когда хоронил отца. И знаешь что, сиора. Я был очень удивлен, что за прошедшие годы вдали от родины этот мир показался мне…
Мильвио замолчал, и Лавиани, прекрасно понимая его, спросила:
– Маленьким? Незначительным? Пустым? Скучным? Ты осознал, что не хочешь влачить свою жизнь, любуясь лишь морем да апельсиновым садом и старым, с каждым годом ветшающим домом?
– Ты отлично обрисовала мои чувства.
– Не сомневаюсь. Запереть себя в сельской дыре, на земле, принадлежащей предкам, пускай и сильно заросшей сорняками, – не слишком веселая перспектива в жизни. Особенно после сверкающей Рионы. Вино, женщины, золото, слава.
– Хм…
– Неужели не так?
– Не основная причина. Хотя когда я был неопытен…
– Это называется юношеской глупостью, – внесла уточнение Лавиани.
– Пусть так, – весело согласился мечник. – Когда юношеской глупости во мне было гораздо больше, чем жизненного опыта, слава, деньги и красотки с ночными попойками казались довольно важны. Но я быстро вырос.
– Стоит поблагодарить судьбу.
– Каждый день только этим и занимаюсь.
– Тебя взяли в гвардию герцога?
– Нет.
– Меч оказался не так уж и хорош? – поддела она его, но он ничуть не обиделся.
– Моя любовь к вольной жизни – вот основная причина. В какой-то момент я решил, что не хочу служить. Не хочу быть с этими людьми, все время танцуя по лезвиям и участвуя в игре куда более опасной, чем бой в полном доспехе на палубе тонущего корабля. Я осознал, что передо мной лежит целый мир, полный загадок, тайн и прекрасных вещей.
Лавиани расхохоталась, и эхо ее смеха загуляло, отпрыгивая от стен, словно перепуганный заяц.
– Мы об одном и том же мире говорим, Фламинго? Прекрасных вещей? Это ты о развалинах, оставшихся после Катаклизма? Право, судьба к тебе благосклонна, подарив столько оптимизма. Тэо и Шерон говорят то же самое. Сплошной оптимизм!
– Тебе бы он тоже не помешал.
– Ха-ха. Смешно. И многое ты увидел?
– Многое. И ничуть не жалею. Я люблю путешествовать и не собираюсь останавливаться в ближайшие годы.
– Жизнь благородного бродяги? Не могу тебя осуждать. Это куда лучше того, как существуют другие. А что же твой меч? Отец бы тобой гордился?
Мильвио ответил с некоторой заминкой:
– Надеюсь на это. Фэнико дает мне возможность не думать о деньгах. Во всяком случае, большую часть времени.
– На наемного убийцу ты не похож. Служить более богатым не хочешь. Значит, остается один вывод: наемник.
– Всякое бывало, но война за деньги в прошлом. Предпочитаю преподавать школу клинка тем, кто готов платить.
Это удивило ее:
– Чтобы преподавать, Фламинго, нужно иметь репутацию. О тебе должны знать.
– Некоторые знают, – равнодушно ответил Мальвио. – И приглашают в гости. Мне не жалко делиться секретами мастерства с другими.
– Да ты вообще, как я посмотрю, добрая душа.
– Разве это плохо? – удивился треттинец.
Лавиани не ответила, остановившись, и тот, слыша это, спросил, положив руку на меч:
– В чем дело?
– Дорога дальше перекрыта. Дверь, – сухим тоном известила Лавиани и дернула ручку. – Заперто. Она сильно проржавела, но все равно еще надежна.
