В Вороново я присутствовал и подстрекал к созданию параллельного правительства. Вместе со мной подстрекал Илюхин. Но собравшиеся на съезд (как видим, за три месяца количество желавших сохранить ВС СССР увеличилось с восьми депутатов до трех сотен с лишним) струсили. Это очевидно всем, кто там присутствовал.
В тот день весь мир ожидал, что объявят о создании параллельного правительства, потому поток автомобилей журналистов, спешащих в Вороново, растянулся на несколько километров. Я как почетный гость, по-видимому, я был почетным, ехал в автобусе с депутатами. Если верно помню, по пути меня несколько раз пытались выставить из автобуса доморощенные охранники, присвоившие себе эти функции, мне кажется, самовольно, но за меня всякий раз вступался кто-то. Альберт Михайлович Макашов однажды или дважды. Мы еще в гостинице «Москва» предшествующей ночью познакомились и поговорили. Макашов сообщил мне, что, будучи командующим Закавказского военного округа, читал по утрам мои статьи в «Советской России», ему выкладывал их на рабочий стол адъютант. Помню, что я очень гордился в те дни вниманием Макашова и повторял про себя стихи Гумилева-старшего: «Человек, застреливший императорского посла среди толпы народа, подошел ко мне пожать руку, поблагодарить за мои стихи».
Альберт Михайлович, генерал с темным лицом и кривым носом, был одновременно и больше, и меньше Якова Блюмкина. Больше, потому что в тот день, 17 марта 1992 года, его намеревались избрать диктатором России. Меньше, потому что исторической этой роли ему сыграть не было суждено и императорского посла он не убил.
На исторической сцене они все вели себя несколько скованно. Ну, выключили свет в ДК Вороново, но и чего было пугаться?! Уже через год с небольшим они будут стрелять из танков по другому Верховному Совету, уже Российской Федерации, а тут свет выключили!
Однако свет всех напугал. К тому же отключился и, соответственно, звук, и ораторы на сцене занервничали, заволновались. Тележурналисты включили свой свет, независимый, их камеры работали на аккумуляторах, темно не было, появились и свечи, однако после отключения света все у них там пошло наперекосяк. Мы, радикалы, мы, непримиримые, я уже упомянул Анпилова, мало кому известного сейчас журналиста Володю Литова и еще несколько фигур, бегали по залу хаотично, стараясь выловить, кто кого мог, кто Алксниса, кто Умалатову, и успеть сказать ему: «Не сдавайтесь, держитесь, не пугайтесь, параллельное правительство!»
— Не получается, Эдуард, не получается. — Алкснис был сердит и растерян.
Илюхин выглядел печальным.
Возможно, и я выглядел печальным.
Объявили всего-навсего о создании постоянного Президиума съезда Верховного Совета СССР во главе с женщиной, Сажи Умалатовой, чеченкой, бывшей работницей завода «Красный молот» в Грозном. В зале поднялся шум. Выбежал Анпилов и что-то кричал в безголосый микрофон. Иностранные корреспонденты, не совсем представляя, кто я такой, на основании только факта, что я говорю по-английски и по-французски, просили разъяснить их недоумения.
Я сказал просто:
— They are scared, — они испугались. Мне было стыдно и печально. Наша революция срывалась.
— Есть еще шанс. На митинге на Манежной в 16 часов договорено выкрикнуть Альберта Михайловича военным диктатором России, — сказал мне, приблизившись, Илюхин.
При этом у него был неубедительный вид.
На Манежной на двух грузовиках спиной к гостинице «Москва» уже шел митинг, пока мы ехали обратно после неудачи. Позади грузовиков в кожаном пальто нервно расхаживал генерал Макашов. Мало кто знает, однако Макашов, как и Умалатова, — отпрыск маленького пассионарного чеченского народа, приходится двоюродным или троюродным братом Казбеку Макашеву. Макашов попал в детский дом как беспризорник и далее окончил все соответствующие военные учебные заведения.
Через год с лишним я опять их всех увижу, но уже в здании Верховного Совета России, в сентябре 1993-го. Альберт Михайлович придет в кабинет Ачалова поздно ночью в два часа в том же кожаном пальто генерала, а Илюхин будет стоять и долго разговаривать со мной в коридоре возле кабинета в старом черном плаще, губы обветрены, в углу рта — лихорадка.
Две неудачные попытки восстания укротили патриотов надолго. И если первое, 1992 года, окончилось практически бескровно, то попытка номер два стоила патриотам куда дороже. В здании Верховного Совета погибли 173 человека.
После событий 93-го Виктор Илюхин, прокурор, советник юстиции 2-го ранга, то есть генерал, понятным образом примкнул к Коммунистической партии Российской Федерации, эта партия и организовывалась как партия бывшей советской номенклатуры. КПРФ вначале было не допустили до выборов 1993 года, до выборов на крови, так как еще не высохла кровь патриотов, а затем Ельцин, видимо, по совету американцев, допустил КПРФ до выборов. Ну, они и взяли хорошую часть депутатских мест. После них вторым депутатским блоком стала Либерально-демократическая партия. То есть третьи лица собрали электоральный урожай — приязнь народную, после кровавого восстания, в котором ЛДПР, в частности, вообще никак не участвовала, а КПРФ, лидеры КПРФ только произносили речи. Я затрудняюсь сказать, погиб ли у них кто-нибудь в восстании 1993 года.
Илюхин в последующие годы возглавлял и был заместителем во всяких комитетах Госдумы, и по безопасности, и других. Поскольку бывший прокурор, он принял участие и лично инициировал многие правоохраняющие законы, усложняющие жизнь граждан. Об этом как-то рассказал мне запальчивый Алексей Митрофанов, умный монстрик, бывшее второе лицо в партии ЛДПР, мой старинный знакомый еще с 1992-го, ныне скрывающийся от правосудия.
— Не будь наивным, Эдик, — кричал он мне. — Коммуняки были инициаторами многих репрессивных законов. Они ответственны за ужесточение режима не меньше, но больше, чем мы — ЛДПР!
Я не проверил, не искал законы, инициированные Илюхиным, но обыкновенно Митрофанов меня не обманывал. Раз двадцать лет не обманывал, зачем вдруг станет обманывать сейчас?
В 1999-м Илюхин был главным обвинителем в процедуре импичмента Бориса Ельцина, тогда до импичмента не хватило 17 голосов. Я затрудняюсь ответить на вопрос, честно ли коммунисты хотели свалить Ельцина. Скорее хотели, чем нет. Впрочем, не удивлюсь, если окажется, что они вздохнули с облегчением, узнав о своей неудаче. Они уже привыкли к тому времени к своей роли солидных институциированных (то есть всеми признанных) противников правящей партии. А на деле ее подельников, они давно согласились на роли спарринг-партнеров.
Илюхин линял, уменьшался в размерах и затихал вместе с КПРФ, и терял энергию с нею же. Засыпал. И КПРФ засыпала. И так и живет в летаргическом сне.
Он умер в подмосковной деревне в марте 2011 года, в возрасте 63 лет. «В причинах смерти есть политическая составляющая», — сказали в КПРФ, желая этим намеком набить себе цену.
Ну да, как же, держите карман шире, прямо страшно опасен был все более засыпающий бывший прокурор! На самом деле Виктор Илюхин умер от апатии, от болезни безволия, болезнь эта давно поразила Коммунистическую партию Российской Федерации в целом, ну, и отдельных ее членов.
