– Простужен, Ассад. Это называется – простужен.
Неужели у него и словарный запас застудился?
Карл потянулся к телефону и набрал номер начальника отдела убийств. И тут ему ответил странно гнусавящий голос, обычно весьма властный.
– Да-да, – ответил он, когда Мёрк проинформировал его о звонке Берге. – Бак явился ко мне к восьми утра и потребовал вернуть его на прежнюю работу. Минуто…
Карл насчитал восемь чихов, прежде чем бедняга вновь взял трубку. Еще один инфицированный участок, куда Карла теперь не затащить и дюжине диких жеребцов.
– Проблема в том, что, видимо, Бак прав. Литовец Линас Версловас был осужден за аналогичное преступление в Вильнюсе, и нет никаких сомнений в том, что он получает доходы от сексуального бизнеса. Просто пока что мы не можем это доказать, – продолжил он.
– Хорошо. Я четко слышал по полицейскому радио, как она заявила, что не может указать на обидчика, и наверняка она то же самое сказала своему брату.
– Нет, он утверждает, что ему она не говорила такого. Однако в прошлом у дамы были какие-то проблемы с Версловасом, Бак точно знает.
– А теперь наш Берге «бывший» Бак стоит где-то на Вестебро и строит из себя полицейского.
В трубке опять послышалась серия чихов.
– Так что, Карл, можно было бы отправиться туда и остановить его. Все-таки мы должны быть благодарны прежнему коллеге.
– Неужели? – возмутился Мёрк, но Маркус Якобсен снова выпал из беседы.
Даже начальник отдела убийств может спасовать, захлебываясь соплями.
– Что такое, Карл? – из-за спины поинтересовался Ассад, словно еще не понял, что к чему.
По крайней мере, какое-то время он уже стоял поблизости, укутанный в свой большой пуховик.
– Я предупредил Розу, что нас не будет несколько часов, но она ничего не слышит. У нее на уме одна Рита Нильсен.
Удивительный человек этот Ассад! Как он вообще рассчитывает выйти в по-ноябрьски слякотную копенгагенскую погоду в таком состоянии? Может, у него что-то не то с генами? Или пыль пустыни закалила его тело так, что оно больше не реагирует на холод и ветер?
Карл вздохнул и стащил со стула пальто.
– Только один вопрос, – обратился он к коллеге по дороге из подвала наверх. – Почему ты так рано пришел? Кто-то мне сказал, что чуть ли не к четырем утра.
Мёрк ожидал конкретного ответа типа: «Я разговаривал со своим дядей по «Скайпу», раннее утро для него наиболее удобно», – но никак не умоляющего взгляда, какой излучают глаза человека, которого собираются подвергнуть всем мыслимым мучениям.
– Разве не все равно? – хотел отвертеться Ассад, но с Карлом такие уловки не проходили.
Фраза «разве не все равно» – отговорка, к ней прибегают люди, когда им совсем не «все равно». Более дурацкой фразы, если не считать выражений «мне в лом» и «и что дальше?», Карл не знал.
– Если ты хочешь перевести нашу беседу на несколько иной уровень, Ассад, тебе придется вынуть затычки из ушей. Когда я о чем-то спрашиваю, значит, мне это не «все равно».
– Я не понял, что мне надо вынуть?
– О, бог мой, просто ответь мне, Ассад, – раздраженно ответил Карл, продевая в пальто руку. – Почему ты приходишь в такую рань? Это как-то связано с твоей семьей?
– Да, связано.
– Послушай. Если у тебя какие-то разборки с женой, то дело твое. Или если ты хочешь поговорить со своим дядей, или кто он там тебе, через компьютер, то вряд ли необходимо делать это, когда петухи еще не пропели, верно? А если уж есть такая необходимость, у тебя разве нет дома компьютера?
– Карл, какая связь между мной и пением петухов?
В этот момент вторая рука Мёрка застряла в рукаве.
– Проклятие, Ассад, существует такая поговорка… У тебя дома нет компьютера?
Он пожал плечами.
– Нет, в данный момент нету. Сложно объяснить… Ну что, может, отправимся к Баку?
В незапамятные времена, когда Карл натягивал белые перчатки и приступал к утреннему патрулированию в этой части Вестебро, из облезлых окон свешивались люди и дразнили его на сленге копенгагенских низов, говоря ему что-то типа «пускай вонючий ютский легавый надевает деревянные башмаки и проваливает обратно в свой навоз». Прежде они его здорово задевали, но теперь он скучал по тому времени. Сейчас он стоял посреди района, бездарные архитекторы коего очаровали безмозглых местных политиков проектами столь уродливых и вонючих бетонных блоков, что их теперь ненавидят даже неквалифицированные рабочие. Да, добрые старые времена уже не вернуть. В таких закоулках люди могли согласиться жить, только если у них не было иного выхода. Просто-напросто. А все те, кто проживал здесь раньше, теперь сидели в еще менее привлекательном Исхое и мечтали перебраться обратно.
Нет уж, если хочешь полюбоваться на добротные кирпичные здания с карнизами и закопченными дымоходами, отправляйся к черту на кулички и броди по переулкам Истедгэде. А вот если хочется посмотреть на бетонные скорлупы, тренировочные штаны с отвисшими задницами или непроницаемые лица, ты пришел в правильное место. Здесь процветали нигерийские сутенеры бок о бок с восточноевропейскими аферистами. Здесь развились благодатные условия для самых постыдных и причудливых форм преступности.
Берге Бак дольше кого-либо другого из отдела убийств проработал в этих кварталах, а потому знал все здешние тонкости, и одна из них заключалась в том, чтобы ни за что и никогда не оказываться здесь одному без поддержки напарника.
Карл и Ассад стояли под проливным дождем и озирали унылые пустынные улицы. Никакого Бака тут не было. Видимо, уже угодил в ловушку.
– Он сказал, что дождется нас, – произнес Ассад, указывая на лестницу в подвальное помещение, где располагался полностью разоренный магазинчик с матовыми стеклами.
– Ты ручаешься за адрес?
– За бомбу можно ручаться, Карл?
«Видимо, Ассад снова не понял выражение», – подумал Карл, читая выгоревшую на солнце табличку, прикрепленную к дверному стеклу и гласившую: «Каунас Трейдинг/Линас Версловас». Звучит вполне невинно, однако подобные фирмы, как правило, умирают столь же быстро, как и рождаются, и зачастую их хозяева меняются чаще, чем сваи причала в Хиртсхальсе.
По дороге Ассад зачитывал цитаты из досье Линаса Версловаса. Его несколько раз доставляли в полицейское управление, но всякий раз ему удавалось выпутаться. Описывался он как абсолютно безжалостный психопат с невероятной способностью убеждать глупых и наивных восточноевропейцев за какие-то мизерные деньги брать на себя вину за его выходки. Тюрьма Вестре была буквально нафарширована такими людьми.
Карл схватил ручку двери и толкнул ее; колокольчик над дверью затрезвонил, как только дверь скользнула вперед. За нею было небольшое помещение, совершенно пустое, если не считать смятой бумаги и упаковок, оставленных на полу последним хозяином.
