В результате они въехали в ворота дома, где жила вдова Филипа Нёрвига, на целый час позже, чем намеревались. По радио как раз начинался одиннадцатичасовой выпуск новостей.
– Многолюдная демонстрация перед домом Курта Вада в Брёндбю, – говорил диктор. – Организованная акция со стороны низших слоев общества началась с целью показать, насколько антидемократические принципы проповедуют «Чистые линии». Курт Вад заявляет…
На этом Карл выключил двигатель и ступил на усыпанный гравием двор.
– Если бы не Герберт…
Вдова Филипа Нёрвига кивнула в сторону своего ровесника семидесяти с небольшим, который вошел в гостиную, чтобы поприветствовать их.
– …то мы с Сесилией не смогли бы остаться жить в этом доме.
Карл вежливо поздоровался с мужчиной, приготовившимся сесть.
– Прекрасно понимаю, что для вас тогда было тяжелое время, – кивнул он.
Явно преуменьшение, ибо ее муж не только обанкротился, но еще и исчез в самый разгар этого бардака.
– Я спрошу у вас прямо, Миа Нёрвиг. – В этом месте он на секунду засомневался. – Ведь вы по-прежнему Нёрвиг?
Она почесала тыльную сторону ладони. Вопрос вызвал у нее смущение.
– Да, мы с Гербертом не женаты. Когда Филип исчез, я обанкротилась, так что мы не могли просто так взять и пожениться.
Карл попытался понимающе улыбнуться, но ему был абсолютно безразличен семейный статус как таковой.
– Можно ли предположить, что ваш супруг просто сбежал от всего, не выдержав груза навалившихся проблем?
– Только если вы не имеете в виду, что он совершил самоубийство. Филип был слишком труслив для такого поступка.
Ее слова звучали жестковато, однако, возможно, в действительности она предпочла бы, чтобы Филип повесился где-нибудь на дереве в саду. Наверное, это было бы лучше полной неопределенности в том, что с ним произошло.
– Нет-нет, я имею в виду, что он в прямом смысле слова сбежал. Что каким-то образом отложил немного денег и осел в какой-нибудь глухомани.
Женщина взглянула на него с удивлением. Неужели такая версия никогда не приходила ей в голову?
– Невозможно. Филип ненавидел путешествовать. Время от времени я упрашивала его поехать куда-нибудь недалеко – ну, что-то типа автобусного тура в Гарц, например. Всего на несколько дней. Но нет, он не соглашался. Филип терпеть не мог новые места. А иначе, вы думаете, зачем бы ему организовывать свою практику в этой дыре? Потому что отсюда всего два километра до места, где он вырос. Вот зачем!
– Допустим. Но возможно, учитывая обстоятельства, поездка стала для него насущной необходимостью. Травяные степи Аргентины или горные села на Крите живительно влияют на людей, у которых возникли проблемы на родине.
Она фыркнула и покачала головой. Ей явно казалось это совершенно немыслимым.
Тут вмешался мужчина, названный Гербертом.
– Простите, что встреваю, но пропавший человек был одноклассником моего старшего брата. А тот всегда говорил, что Филип – настоящее воплощение слабака. – Он выразительно взглянул на свою сожительницу, явно намереваясь укрепить свои позиции в качестве гораздо лучшего партнера, нежели его предшественник. – Однажды, когда их класс должен был ехать на Борнхольм, Филип отказался, заявив, что из речи тамошних жителей непонятно ни слова, так что ему там делать нечего. И хотя учителя были чрезвычайно недовольны, он все же настоял на своем. Филипа никогда нельзя было вынудить к тому, чего он не желал.
– Гм, не похоже на характеристику слабака… Впрочем, ситуации бывают разные. Ладно, отложим эту теорию. Не самоубийство, не бегство за границу. Значит, остается только несчастный случай и убийство. К чему вы больше склоняетесь?
– Я думаю, его погубило то проклятое общество, членом которого он являлся, – высказалась вдова, не спуская глаз с Ассада.
Карл тоже повернулся к нему, удивленно подняв черные брови. На его лбу образовались морщины.
– Кажется, не стоит об этом говорить, Миа, – вмешался с дивана Герберт. – Мы же ничего не знаем.
Карл уставился на пожилую женщину.
– Я не совсем понимаю. Какое общество? В полицейских материалах по делу нет ни слова ни о каком обществе.
– Действительно, прежде я никогда о нем не говорила.
– Так-так. Может быть, слегка приоткроете завесу – на что вы намекаете?
– Конечно. Общество называлось «Секретная борьба».
Ассад вооружился блокнотом.
– «Секретная борьба», какое литературное название… Звучит почти как добрый старый детектив из серии про Шерлока Холмса. – Мёрк попытался улыбнуться, однако внутри у него пробудились совершенно иные чувства. – И что это за «Секретная борьба»?
– Миа, мне кажется, не стоит… – попробовал возразить Герберт, но фру Нёрвиг не обратила внимания.
– Мне не так много известно, потому что Филип никогда ничего не рассказывал – видимо, ему запретили. Но теперь по прошествии многих лет я услышала кое о каких делах и делишках. Имейте в виду, я была его секретарем, – отвечала она, игнорируя протестующие жесты своего сожителя.
– О каких делах и делишках? – не унимался Карл.
– О том, что некоторые люди заслуживают право иметь детей, а некоторые – нет. О том, что время от времени Филип помогал проводить принудительные операции стерилизации. Он уже много лет делал это к тому моменту, как меня взяли на работу в ту же компанию. Когда приходил Курт, они часто вспоминали об одном старом деле. Видимо, первом совместном проекте, они называли его «дело Германсен». В последующие годы Филип также отвечал за контакты с врачами и другими адвокатами. Он управлял целой сетью.
– Ну, допустим. Но ведь это вполне отвечало духу времени, разве нет? Я имею в виду, с чего бы вашему мужу что-то угрожало в связи с работой на тайное общество? На протяжении долгого времени стерилизовали довольно много умственно неполноценных женщин, с одобрения и благословения властей…
– Да, но часто они стерилизовали и принудительно помещали в лечебницы совсем не слабоумных. Просто таким образом легче всего было устранить их. Цыганок, например. И матерей многодетных семейств, находящихся на социальном пособии, или проституток. Когда деятели «Секретной борьбы» заманивали таких женщин в свои консультационные кабинеты, пациентки зачастую выходили оттуда с перевязанными маточными трубами и уж наверняка без плода в чреве, если он там был.
– Мне необходимо все повторить. Вы утверждаете, что ими проводилось серьезное, радикальное и, как я понял, абсолютно незаконное вмешательство в женскую половую систему, причем зачастую без ведома самой пациентки?
Миа Нёрвиг взяла чайную ложку и помешала в чашке. Впрочем, совершенно напрасно, так как кофе был холодным и без сахара. Таков был ее ответ. Дальше им предстояло браться за дело самим.
