– Ибо я думаю, Могенс, что эти двое встали здесь не для подслушивания.
«Удивительно, насколько он расслабился», – подумал Карл, в то время как второй парень кивнул и скрылся где-то в толпе с другой стороны приподнятой центральной площадки.
– Я больше не работаю с полицией, – заявил он, неторопливо покручивая ножку бокала с белым вином между пальцами.
– Ага. Но мы вышли на вас, потому что вы много писали о Курте Ваде, – пояснил Карл.
Собеседник улыбнулся.
– А, ясно, вы из полицейской внутренней разведки… Давненько вы ко мне не наведывались.
– Нет, мы из отдела убийств полиции Копенгагена.
В этот момент выражение лица парня посредством всего лишь одной морщинки изменилось со слегка высокомерного на чрезвычайно внимательное. Не обладая многолетним опытом, такую перемену было сложно заметить, но у Карла опыт имелся. Журналисты, гонящиеся за сенсациями, так не реагируют. Он, напротив, должен был просиять. Мысль о хорошо оплачиваемых строках в крупных ежедневных изданиях всегда пряталась за словами об убийстве. Однако в данный момент собеседник не казался настроенным таким образом, и этим было все сказано.
– Как я уже говорил, мы пришли, чтобы побольше узнать о Курте Ваде, о котором вы столько писали. Вы можете уделить нам десять минут?
– С удовольствием, но я не писал о нем уже пять лет. Я утратил к этому интерес.
«Неужели, мой дорогой друг? Почему же тогда ты не менее трех десятков раз прокрутил свой бокал между пальцами?» – подумал Карл.
– Я вас разоблачил, – соврал он. – Вы не получаете дотации, так на что же вы живете, Луис?
– Работаю в одной организации, – сказал он, пытаясь понять, насколько Карл владеет информацией.
Именно поэтому Мёрк кивнул.
– Да, мы в курсе. Вы расскажете нам о ней?
– Ха. Для начала вы могли бы мне рассказать, например, что за убийство вы расследуете?
– Разве я сказал, что мы расследуем убийство? Нет, кажется, пока нет. Верно, Ассад?
Тот замотал головой.
– Успокойтесь, – сказал он. – Мы не подозреваем вас ни в чем.
Это было правдой, но собеседника почему-то сильно затронуло.
– А в чем и кого вы тогда подозреваете? И вообще, можно взглянуть на ваши документы?
Карл поднял свой жетон так высоко, что все сидящие неподалеку могли насладиться его видом.
– Мой вы тоже хотите увидеть? – вызывающе спросил Ассад.
Нет, ему оказалось вполне достаточно одного, и Луис Петерсон красноречиво помотал головой. Наверное, пора было изготовить для Ассада какой-нибудь документ. Любой. Да хотя бы визитную карточку с некоторым количеством полицейской символики.
– Мы расследуем сразу четыре дела о пропаже людей, – признался Карл. – Вам о чем-нибудь говорит имя Гитты Чарльз? Она была медсестрой и проживала на Самсё.
Парень покачал головой.
– Рита Нильсен? Вигго Могенсен?
– Нет, – он вновь покачал головой. – А когда они пропали?
– В начале сентября восемьдесят седьмого года.
Журналист улыбнулся.
– Мне тогда было двенадцать лет.
– Ну да, тогда, конечно же, вы тут ни при чем, – улыбнулся Ассад в ответ.
– А имя Филип Нёрвиг вам о чем-то говорит?
Петерсон откинул голову на спинку сиденья, сделав вид, что крепко задумался. Но обдурить Карла было сложно. Парень прекрасно знал, кто такой Филип Нёрвиг, и сей факт высветился на нем, как неоновая реклама.
– К вашему сведению, он был адвокатом из Корсёра, жил в Хальсскове. Бывший активный член «Чистых линий», исключен в восемьдесят втором году, но вам тогда было, вероятно, около семи лет, так что и это не на вашей совести, – продолжил Карл с улыбкой.
– Нет, его имя вообще ни о чем мне не говорит… а что, должно?
– Ну, вы ведь исписали множество колонок про «Чистые линии» – и что, ни разу не наткнулись на Нёрвига?
– Хм, возможно… Я не уверен.
«Почему же ты так нервничаешь, мой дорогой друг?» – подумал Карл.
– Ладно, мы проверим в газетных архивах. Полиция частенько зачитывается газетными статьями, что, полагаю, вам и так известно.
Журналист уже не выглядел таким огненно-рыжим.
– А что вы успели написать по поводу «Секретной борьбы»? – задал вопрос Ассад. Совсем не обязательно было спрашивать это именно сейчас.
Парень затряс головой, что означало «ничего», и он явно не лгал.
– Вы же понимаете, что мы проверим это, Луис Петерсон? И еще скажу вот что – язык вашего тела сообщил нам, что вы знаете гораздо больше, чем пожелали нам рассказать. Не знаю, что именно – возможно, совершенно невинные сведения, – но в таком случае, мне кажется, вам стоит выложить их здесь и сейчас. Вы работаете на Курта Вада?
– Луис, ты в порядке? – забеспокоился его дружок Могенс, приблизившись к столу.
– Да-да, я в норме. Просто господа сыщики пребывают в некоем заблуждении. – Затем он повернулся к Карлу и совершенно спокойно сказал: – Нет, я не имею ничего общего с ним. Я работаю в организации под названием «Бенефис». Независимая организация, которая финансируется за счет добровольных пожертвований. Моя задача – сбор сведений об ошибках датских, в том числе и правительственных, партий, совершенных за последнее десятилетие, и здесь есть над чем поработать.
– Да уж, не сомневаюсь, вам предстоит огромная работа… Благодарю, Луис Петерсон, прекрасно, теперь нам не придется копаться в этом. А для кого вы собираете упомянутые сведения?
– Для всех, кто захочет на них посмотреть. – Он приосанился. – Знаете, мне очень жаль, что я ничем не могу вам помочь. Если вы хотите знать о Курте Ваде подробнее, можете почитать о нем. У вас, очевидно, имеются мои статьи, но с тех пор я занимаюсь другими вещами. Так что если у вас нет конкретных вопросов относительно четырех дел об исчезновении людей, спешу заметить, что сегодня у меня выходной.
– Удивительный ход разговора, – заметил Карл спустя пять минут, когда они вышли на улицу. – А я всего лишь хотел сжатого изложения сведений о пресловутом Курте Ваде… Проклятье, почему Петерсон так нервничал?
– Я расскажу тебе чуть позже, Карл. Потому что в данный момент он названивает кому-то почем зря. Так что не оборачивайся. Он следит за нами через стекло. Может, стоит попросить Лизу выяснить, кому он звонит?
Глава 22
Сентябрь 1987 года
Тем утром Нэте проснулась с жуткой головной болью. Она не знала, были ли виновны в том эксперименты с пахучими веществами на обеденном столе в герметичной комнате, проведенные накануне, или осознание того, что в этот решающий день своей жизни она менее чем через двенадцать часов убьет шестерых человек.
