– Но пока, боюсь, нашей группе придется приостановить свою деятельность.
Его слова вызвали некоторое беспокойство. Многие застыли на местах с чадящими сигарами между пальцами.
– Вы сами видели, как журналист пытался скомпрометировать нас в зале для заседаний. Подобных ему будет еще много, и наша основная задача заключается в том, чтобы не дать им собрать против нас никаких фактов. А потому деятельность, какую мы ведем в нашем кругу, должна быть на некоторое время приглушена. – Послышалось перешептывание, оно смолкло, как только он поднял руку. – Сегодня утром мы узнали о том, что один из наших верных товарищей, Ханс Кристиан Дюрманд из Сёндерборга… да, я смотрю, многие из присутствующих знакомы с Хансом Кристианом лично, покончил с жизнью.
Он обратил взгляд вниз на лица коллег. На некоторых выразился ужас, на других появилась задумчивость.
– Мы знаем о том, что в последние две недели Ханс Кристиан являлся объектом тщательных расследований со стороны системы здравоохранения. Так случилось, хотя и нельзя было этого допускать, что один из абортов с последующей стерилизацией был выполнен им настолько неаккуратно, что девушке пришлось обратиться за помощью в больницу Сёндерборга. Ханс Кристиан взял на себя всю ответственность и немедленно уничтожил все свои журналы и личные бумаги, после чего избрал кардинальный вариант. – В зале зазвучал шепот, однако Курт не мог его расслышать. – Если бы членство Ханса Кристиана в «Секретной борьбе» было обнаружено, можно представить себе последствия. Он, само собой разумеется, тоже о них знал. Наша работа в «Чистых линиях» могла пойти насмарку.
Все надолго примолкли.
– Нельзя, чтобы настолько явно демонстрировались наши слабые стороны, ведь деятельность партии «Чистые линии» должна быть позитивно воспринята народом, – заявил он.
Впоследствии многие подошли к нему и сообщили, что, несмотря на его увещевания, они намерены продолжать тайную работу, но при этом непременно переберут все свои бумаги, чтобы ничто не могло скомпрометировать их дело. Именно этого и добивался Курт. Безопасность прежде всего.
– Ты собираешься на похороны Ханса Кристиана? – поинтересовался после заседания Лёнберг.
Курт улыбнулся. Прекрасный человек – этот Лёнберг. Всегда начеку в отношении слабых мест в чужих рассуждениях, в том числе и самого Вада.
– Конечно, нет, Вильфрид. Но мы будем скучать по нему, верно?
– Ну да. – Лёнберг кивнул.
Несомненно, ему было нелегко убедить одного из их верных старых товарищей принять снотворное. Совсем не легко.
Когда Курт вернулся домой, Беата уже спала.
Он включил айфон, подаренный сыном, и обнаружил множество сообщений.
«Подождут до завтра», – решил Вад. Сейчас он слишком устал.
На минуту он присел на край кровати и посмотрел на лицо Беаты, чуть прищурив глаза, словно желая смягчить суровые следы времени. Она все еще была красива в его глазах, и он сделал это по большей части для того, чтобы не видеть, насколько женщина стала хрупкой.
Затем поцеловал ее в лоб, разделся и прошел в ванную.
Под душем Курт становился стариком. Только здесь он не мог игнорировать распад своего организма. Глядя на нижнюю часть тела, Курт замечал, что его икры превратились в ничто, видел бледную голую кожу, некогда покрытую густыми черными волосами. Мыло уже не скользило по животу, как раньше, руками он едва мог достать до спины.
Он запрокинул голову и, стараясь смыть уныние, направил жесткие струи себе в лицо.
Стареть было нелегко, еще сложнее было терять былой авторитет. Да, собравшиеся чествовали его сегодня, но чествовали как человека, отступившего на второй план. Как человека, отдавшего все, что только было можно. Манекен, восседающий на троне, и ничего более. С этого дня другие будут выступать от имени партии. Он мог консультировать, конечно, однако генеральное собрание указало на тех, кто будет представлять партию, а откуда знать, будут ли они всегда следовать его советам?
«Всегда», – повторил он про себя. Как странно звучит это слово, когда тебе восемьдесят восемь лет… Каким ограниченным временным промежутком вдруг может оказаться это «всегда»…
Курт смахнул воду с торса и постарался не поскользнуться на полу, когда из заднего кармана брюк, лежавших на крышке унитаза, зазвонил айфон.
– Да, – ответил он на вызов, тем временем вода стекала на коврик.
– Это Герберт Сёндерсков. Я пытался дозвониться до вас целый день.
– Ладно, – сказал он. – Давно я тебя не слышал, друг мой. Прости, но мой мобильный телефон был отключен сегодня. Мы проводили учредительное собрание в Тострупе.
Собеседник поздравил его, между тем голос его был отнюдь не радостным.
– Курт, сегодня к нам приезжала полиция в связи с несколькими делами о пропаже без вести, в том числе и Филипа. Карл Мёрк из полицейского управления. Миа упомянула твое имя в нескольких контекстах. В том числе в свете «Секретной борьбы».
Курт на мгновение затих.
– А что Миа об этом знает?
– Не так много. По крайней мере, от меня – ничего. И точно не от Филипа. Просто набралась каких-то фактов там и сям. Упомянула Луиса Петерсона. Она не пожелала промолчать, хотя я ее и уговаривал остановиться. В последнее время она стала слишком своевольной.
Печальные новости.
– Что именно она сказала?
Курт замерз, как ледышка; волосяные фолликулы сжались, и волосы на теле вздыбились щеткой.
Он выслушал повествование Герберта Сёндерскова без каких-либо комментариев по ходу. И только по окончании отчета позволил себе высказаться.
– Ты не знаешь, сыщик связывался с Луисом Петерсоном?
– Я хотел проверить, но у меня нет мобильного номера Луиса. Ведь в Интернете его не найти.
Повисла долгая пауза, в течение которой Курт пытался предположить дальнейший ход событий. Дела обстояли совсем неважно.
– Герберт, еще никогда наша работа не была настолько серьезно скомпрометирована, а потому попытайся понять то, о чем я сейчас тебя попрошу. Вам с Миа надо отправиться в путешествие, слышишь? Я возмещу все расходы. Вы должны отправиться на Тенерифе. В западной части острова есть высокие скалы под названием Акантиладо де Лос Хигантес. Они очень крутые и расположены прямо на берегу.
– О боже, – тихо прозвучало в ответ.
– Герберт, послушай! Другого выхода не существует. Все будет похоже на несчастный случай, слышишь?
Из трубки донеслись лишь тяжкие вздохи.
– Герберт, речь идет о твоем брате, о тебе самом, о множестве твоих друзей, прекрасных коллег и знакомых. О годах напрасной работы и политическом крахе. Судьбы множества людей будут разрушены, если Миа не остановится. Я имею в виду бесконечные судебные иски, длинные сроки тюремного заключения, бесчестие и банкротство. Все наши труды по постановке организации на ноги будут обречены. Тысячи часов и пожертвования, исчисляемые многими миллионами крон. Сегодня у нас прошло генеральное собрание «Чистых линий», в следующий раз мы пройдем в фолькетинг. И вы с Миа поставите все под угрозу, если ты ничего не предпримешь.
