– Да, нехорошо, – согласился тот. – Но только я к его убийству не имею никакого отношения.
– То есть ты утверждаешь, что ни прямо, ни косвенно не причастен?
Карл ударил по факсу. У него тоже нервы были на пределе, что в общем-то неудивительно.
– По поводу «косвенно» никогда нельзя быть уверенным. По крайней мере, сознательно я этого не делал.
Мёрк пошарил в кармане в поисках сигарет. В данный момент они были ему просто необходимы.
– В самом деле, Ассад, мне очень хотелось бы так думать, но с какого перепугу литовская полиция, или кто там прислал эту гадость, считает, что необходимо поставить тебя в известность?.. Где моя зажигалка, будь она неладна, ты случайно не видел?
– Я не знаю, зачем ставить меня в известность. Но могу позвонить и спросить у них прямо. – Последняя фраза звучала чересчур уж саркастично.
– Знаешь что? Думаю, следует оставить это на потом. А в данный момент, считаю, тебе лучше отправиться домой, или как там это у тебя называется, и немного отвлечься. Ибо у меня создается ощущение, что ты можешь выйти из себя в любой момент.
– Странно, что ты сейчас не испытываешь таких же эмоций. Но раз ты считаешь, что так будет лучше, я пойду.
Ассад не показывал этого, но в действительности злился намного сильнее, чем Карл когда-либо за ним замечал.
Он ушел. Зажигалка Карла провокационно торчала у сирийца из заднего кармана.
Ничего хорошего ожидать не приходилось.
Глава 36
Сентябрь 1987 года
Когда голова Нёрвига упала на грудь, жизнь Нэте замерла.
Сама Смерть только что стояла и смотрела на нее, звала за собой, к адскому пламени, но теперь удалилась.
Еще никогда Нэте не чувствовала ее настолько близко. Даже когда умерла мать. Даже когда она лежала на больничной койке и ей сообщили, что муж погиб в автокатастрофе.
Она встала на колени перед стулом, где сидел Филип Нёрвиг с открытыми заплаканными глазами, уже не дыша.
Женщина протянула дрожащие руки вперед и попыталась прикоснуться к его скрюченным судорогой пальцам, стараясь подыскать слова, которые никак не приходили на ум. Возможно, она лишь хотела сказать «прости», но и этого не получилось.
«У него есть дочка», – подумала Нэте, почувствовав, как завибрировала диафрагма, и эти вибрации отозвались в остальном теле.
У него есть дочка. Эти безжизненные руки больше никогда не коснутся ее щеки…
– Держись, Нэте! – вдруг громко крикнула она, осознав, к чему это приведет ее. – Ублюдок, – прорычала она, глядя на тело. Ему не следовало приходить с покаянием и верить в то, что после этого ее жизнь улучшится. Наверное, он хотел лишить ее возможности отомстить? Сначала лишил ее свободы и материнства, а теперь хотел еще и отнять у нее ее триумф.
– Иди сюда, – пробормотала она, просунув руки ему под мышки, и в тот же момент почувствовала ударившую ей в нос вонь. Очевидно, в последние секунды перед смертью он освободил кишечник, и теперь времени у нее оказалось еще меньше.
Нэте посмотрела на часы. Четыре. Спустя четверть часа настанет черед Курта Вада. И хотя после него еще должна была прийти Гитта, все же этот человек призван был стать венцом ее трудов.
Стащив Нёрвига со стула, она обнаружила, что под ним на сиденье расплылось большое коричневое смердящее пятно. Адвокат оставил свой последний отпечаток на ее жизни.
Обернув ему живот полотенцем и оттащив тело в герметичную комнату, Нэте лихорадочно принялась оттирать сиденье стула, не забыв распахнуть настежь все окна гостиной и кухни. Ни пятно, ни запах никуда не делись, и к моменту, когда часы показывали 16.14, каждый уголок квартиры и каждая безделушка вопили о том, что тут творилось что-то жуткое.
В 16.16 перепачканный стул был поставлен в угол герметичной комнаты, а место, где он только что находился, зияло пустотой. На секунду она подумала переместить туда стул с кухни, но отказалась от этой мысли. А других стульев у нее не было.
«Курта Вада можно усадить на диван рядом с буфетом, пока я буду смешивать настой белены с чаем, – решила она. – Я буду стоять спиной и прикрывать собой процесс. Другого пути нет».
Время шло, Нэте выглядывала из окна каждые двадцать секунд, но Курт Вад так и не пришел.
Мучительная изоляция Нэте длилась уже более полутора лет к тому моменту, когда в один прекрасный день посреди дворовой площади оказался мужчина, который фотографировал вид, открывавшийся на море. Вокруг него столпилась группа воспитанниц. Они перешептывались и переглядывались, осматривая его с ног до головы, словно он являлся рыночным товаром, но мужчина был могучим и крупным и никак не реагировал на случайные прикосновения, когда девушки пододвигались слишком близко. Славный малый, как выразился бы ее отец. Румяные щеки, как у настоящего фермера, волосы, сияющие здоровьем, без намека на перхоть.
Четыре женщины из числа персонала оберегали его, и когда поведение девушек стало чересчур навязчивым, растолкали воспитанниц и прогнали заниматься оставленными делами.
Между тем Нэте отошла за дерево посреди двора и продолжила наблюдать. Мужчина стоял и осматривался, а затем достал блокнот и записал свои впечатления.
– Можно мне поговорить с кем-нибудь из девушек? – спросил он у одной из воспитательниц, на что все они рассмеялись и ответили, что если ему дорога его честь, то лучше бы ему поговорить с ними.
– Я к вашим услугам, – с этими словами Нэте вышла из-за дерева и шагнула к группе общавшихся с улыбкой, какую ее отец назвал бы «жемчужной».
Она уже видела по глазам воспитательниц, что ее ожидает наказание, и даже поняла, насколько серьезным оно будет.
– Возвращайся к работе, – бросила ей Ласка, самая маленькая представительница персонала, помощница директрисы.
Она попыталась смягчить свой тон, но Нэте-то все понимала. Это была обиженная на весь свет женщина, как и остальные. Из тех, у кого не осталось ничего в жизни, кроме жестоких слов и поджатых губ. «Из тех, кого не пожелает ни один мужчина, – всегда говорила Рита, – из тех, кому доставляет удовольствие наблюдать, как окружающие мучаются больше, чем она сама».
– Нет, погодите, – возразил журналист. – Я бы все-таки хотел с нею поговорить. Она выглядит довольно миролюбиво.
Ласка фыркнула, но промолчала.
Он сделал шаг навстречу.
– Я приехал из журнала «Фоторепортаж». Вы могли бы уделить мне немного времени?
Нэте быстро кивнула, несмотря на то, что в нее вперились четыре пары ожесточенных глаз.
Он оглянулся к персоналу.
– Всего десять минут у моста. Несколько вопросов и пара фотографий. Вы можете стоять поблизости и вмешаться, если я окажусь не в состоянии защитить себя сам. – Журналист рассмеялся.
