Вдобавок сошел с дистанции его первый фельдшер, Гошка
Мирончиков. Это с Сычом он все время чувствовал себя как на острие ножа, а с
тем жадюгой все основывалось на вульгарной купле-продаже. К сожалению, и этого
фраера сгубила жадность. У него даже не хватило мозгов сообразить, что в основе
всякого шантажа – собственная гибель. Ну, предположим, заложит он доктора
Рутковского. Но ведь ассистировал ему именно Гоша, получивший за это совсем
немалую сумму! И наивно предполагать, что Рутковский не потянет за собой
подельника. Но до Гоши это почему-то не доходило. Он начал намекать… Правда,
Владислав не допустил, чтобы дело пошло дальше намеков.
Можно сказать, от Мирончикова он отделался легким испугом. С
Эльдаром оказалось сложнее. Потрясение, которое произвела на Гелия смерть его
друга Вадика, было настолько сильным, что у него опять начались припадки, а
ведь казалось, что они остались в Озерном – вместе с воспоминаниями о Петьке
Ховрине, отрубленной голове Супера и застреленном Деме. Нет, конечно, Гелий
ничего не подозревал, он даже помыслить не мог, что его брат знает о странной
смерти Вадика больше, чем говорит, однако сама эта смерть была слишком ужасной
и слишком внезапной, чтобы не травмировать и без того ранимого, чувствительного
юнца. Владислав, конечно, не показывался Гелию на глаза, тот вообще не
подозревал, что его спаситель тоже обосновался в Нижнем, однако от Эльдара
Владислав узнавал самомалейшие детали о самочувствии Гелия и ни дня не
чувствовал себя спокойным. Здоровье Гелия, его безопасность – это была та цепь,
на которой он крепко держал Эльдара, но случись что-то с Гелием, и – Владислав
это прекрасно понимал! – его брат мгновенно сорвется с крючка. Самым разумным
было бы сразу отправить старшего Мельникова туда же, куда он отправил Гошку
Мирончикова, но без Эльдара он пока не мог обойтись. Ведь предстояло еще раз
пройти тем же самым страшным путем – путем риска и смерти… ради жизни Севки!
Странно, как странно – раньше, когда братишка был
счастливейшим из смертных, баловнем судьбы, Владислав не мог припомнить, чтобы
так любил его. Он много работал в кардиоцентре имени Бакулева, считался одним
из самых перспективных молодых хирургов, ездил на стажировку к Дебейке, получал
заманчивые предложения из Америки и Франции, – словом, жил своей жизнью,
изредка допуская в нее преуспевающего отца и упоенного удачей младшего брата.
Гордился им, да, но чуточку насмешливо, снисходительно, уверенный, что
увлеченность Севки спортом – не более чем игра… ну да, только это оказалась игра
со смертью.
Услышав приговор брату, узнав, что надежда на спасение
практически равна нулю, потому что почти нет шансов получить донорский орган,
он едва не сошел с ума от безысходности. Рядом сходил с ума Севкин отец,
впервые за весь свой немалый век осознавший, что существует нечто неуловимое,
чего не купишь ни за какие деньги, и это нечто называется очень просто – жизнь.
Именно это убивало Корнилова: сознание, что нечеловеческие силы, потраченные им
на создание мощного состояния, которое вроде бы должно послужить страховкой от
всех превратностей судьбы, – эти силы потрачены зря. Несколько лет назад он не
смог предотвратить гибель жены и дочери – именно потому, что еще не был так
богат, чтобы оплатить две дорогостоящие операции. Теперь он мог позволить себе
все… а судьба опять смеялась ему в лицо!
Одно время старик просто рассыпался на глазах, и поэтому
неудивительно, что не ему, а Владиславу пришла в голову мысль: если что-то и
может спасти Севку, то это именно большие, может быть, огромные деньги. На них
будет куплено то главное, что лежит в основе всякого человеческого
существования: счастливый случай.
Однако вышло так, что платить пришлось дважды.
Карина – это был вообще-то запасной вариант, неожиданно
ставший основным. На первом месте стоял Вадик Черников – именно ради него
операция была перенесена в Нижний Новгород. Но вот сорвалось дело… Между этими
двумя смертями – Черникова и Карины – должно было пройти некоторое время, чтобы
два «помолодевших» инфаркта подряд, случившиеся в дежурство доктора
Рутковского, не ударили кому-нибудь в глаза. Каждый день он звонил старику,
каждый день готов был услышать, что Севка не дождался.
Дождался все-таки!
Они следили за Кариной несколько дней. Предстояло свести
воедино готовность чартерного рейса, его собственное дежурство и дежурство
Эльдара с ежевечерней пробежкой Карины, а также обеспечить исчезновение сестры.
На все это пришлось затратить немало сил и денег. Хорошо, хоть в вечер операции
вокруг Карины не мельтешил ее кавалер, этот долговязый Иванов. Черт, каково же
было изумление Владислава, когда он застал этого же самого Иванова практически
в постели Александры!
В той самой постели, куда ему самому так и не удалось
попасть…
Александра только и делала, что озадачивала его. Едва
избавившись от угрозы смерти, она ринулась предупреждать Золотовых об
опасности! Может быть, единственный раз за все это время Владислав от души
посмеялся, представив изумление бедняги банкира. Но веселье его закончилось
довольно быстро – в ту минуту, когда он вдруг увидел Александру во дворе
подстанции «Скорой помощи», на похоронах своего второго помощника (а точнее,
пособника, соучастника!) – Хведька Сыча, Федора Сычова.
Александра, Александра… Стоило ей заговорить о какой-то
старушонке, которая видела «большой черный автомобиль», сбивший Карину, как
Владислав с тоской понял, что Сыч не будет последним трупом во всей этой
затянувшейся истории. Ну, о старухе не стоило беспокоиться, все с ней должно
было пройти легко – так и прошло. А вот при виде Александры он чуть ли не впервые
испытал щемящую печаль и пожалел, что снова придется убивать. И все-таки он
комплексовал по этому поводу гораздо меньше, чем даже сам ожидал. Слишком
устал, слишком хотелось, чтобы все поскорее закончилось.
А вот не вышло – поскорее.
Если посчитать, в последние три дня он пытался расправиться
с Александрой – сколько раз? Вечер пятницы, когда Иванов, оказавшийся
Ростиславом Казанцевым, увидел его в квартире женщины, только что ставшей его
любовницей. Пришлось уйти, чтобы не светиться, но вечер не пропал даром –
Владиславу удалось прочно посеять в душе Александры семена недоверия к ее
красавчику. Опять-таки имела место быть счастливая случайность – откуда-то на
руке Ростислава взялся шрам, точь-в-точь как шрам этого хачика Асланчика,
который из всей тройки «боевиков», нанятых Владиславом, оказался наиболее
эффектным.
