Александра отодвинула ведро как можно дальше (ополоснуть
его, понятное дело, никому и в голову не пришло, а попросить об этом она
побоялась), попила, уткнулась лицом в рукав куртки и снова предалась смутной
дремоте, которая становилась привычным ее состоянием. Мысли плавали в голове,
будто снулые рыбы, а между ними мелькали черненькие такие стрелки, состоящие из
букв. Какое-то время Александра апатично наблюдала за этой картиной словно бы
со стороны, а потом до нее вдруг дошло, что проворные «стрелки» – это строчки и
слова прочитанного ею текста. В целом он размазался в памяти, однако кое-что
вспоминалось удивительно связно и отчетливо. Например, такие слова: «Дорогой
папочка, у тебя же много денег! Ну неужели тебе будет жаль каких-то несчастных
ста тысяч для единственной дочери?!»
«Почему для единственной? – лениво думала Александра. – А
как насчет сестры? И, главное, что за бред: «У тебя же много денег». Какие, к
черту, у папаши деньги?! Да он упадет в обморок, если не то что сто тысяч
долларов – сто рублей издалека увидит. Зарплату что ему, что Ангелине
Владимировне третий месяц не дают!»
И снова промелькнула, вернее, вяло поплыла мысль о том, что
ей достались какие-то редкостно тупые похитители. Идти на такой колоссальный
риск наобум, совершенно ничего не узнав о своей жертве, – это просто не
укладывается в голове!
Александра уложила эту самую голову поудобнее, взбив под ней
куртку повыше, и подумала: а что, если она недооценивает своих похитителей?
Что, если они знают о ее непутевом папаше нечто такое, чего не знает больше
никто? Вдруг некоторое время назад он случайно завладел огромной суммой? Копал
картошку, к примеру, а вырыл на огороде клад знаменитого нижегородского
разбойника Галани. Или вовсе Стеньки Разина! Ну, клад не клад, но около месяца
назад лихие люди ограбили машину сбербанка, и не был ли Александрин отец их
отважным предводителем? А что? Проспался после литра выпитой, умылся студеной
колодезной водой, пошел вот этак лихо – и грабанул инкассаторов, положив на
месте ограбления два хладных трупа… Помнится, в газетах писали как раз об этой
сумме – сто тысяч долларов. Этому событию были посвящены первые колонки газет,
а нижегородские банкиры по телевидению подняли дикий крик по поводу бездействия
милиции: мол, коли грабителей государственного сбербанка не ищут, то частным
банкам вообще надеяться в случае чего не на что. Особенно пылко выступал по
этому поводу Золотов – тот самый, вызов к дочери которого, Алине, окончился для
Александры столь плачевно.
Алина… Вызов к Алине…
Александра вдруг резко села, напряженно вглядываясь в
полутьму, словно надеялась разглядеть там обрывки промелькнувшей и тут же
исчезнувшей догадки. Нет, ничего не видно!
Она зажмурилась, закусила губу – и уцепилась-таки за конец
тоненькой ниточки, тянущейся к спасительному клубку, благодаря которому она,
кажется, найдет выход из этого лабиринта страха.
Алина. Наверное, друзья и знакомые называют ее Аля… Алька!
Конечно, друзья и знакомые называют ее Алька!
«Алька!» – услышала крик Александра, вспомнила о Косте и,
как глупая курица, ринулась в ловушку, которая была расставлена для другого
человека. Трудно представить, что похитители могли не знать потенциальную
жертву в лицо, – но, предположим, не знали. Предположим также, что они
оказались не способны даже вблизи отличить норковую с головы до ног дочку
банкира от участковой докторицы в потертой кожаной куртке, пусть и утепленной,
но все равно легкой не по сезону. Предположим, это были неправильные
похитители!
Мало надежды. Таких дураков Александра не встречала даже в
самых плохих детективах. И все же, все же, все же…
Апатии и сонливости как не бывало! Не раздумывая, даже не
очень-то представляя себе, что будет делать, она вскочила и ринулась к двери.
Цепь натянулась, больно рванув за руку, и Александра заметалась вокруг своей
ненаглядной трубы, истошно крича:
– Послушайте! Идите сюда! Кто-нибудь! Скорее! Это очень
важно!
Заскрежетал засов, и дверь отворилась. На пороге выросла
невысокая узкоплечая фигура.
Александра присмотрелась – и облегченно перевела дух. Она
уже начала различать похитителей и поняла, что к ней пришел человек, который
при съемках держал переноску. Про себя она прозвала его «электриком». Слава
богу, что не «кавказец», или, как его здесь называли, абрек, – с тем-то
совершенно бесполезно разговаривать, от него так и разит немытым тупым мужиком!
«Оператор» больше напоминал разумного человека, однако из всех троих наиболее
рассудительным Александре казался именно «электрик». Наверное, потому, что все
время молчал.
Теперь она услышала наконец его голос: такой же тусклый и
невыразительный, как и внешность:
– Чего орешь как резаная?
– Послушайте! – Александра метнулась к нему, но цепь опять
натянулась, так что девушка чуть не упала от неожиданного рывка. – Послушайте,
до меня только сейчас дошло!.. Вы считаете, я кто? Вы считаете, я – Алина
Золотова, да?
Человек задумчиво склонил голову набок, но ничего не
ответил.
– Вы уверены, что похитили дочь банкира Золотова, у которого
денег и в самом деле куры не клюют, – захлебываясь, выкрикивала Александра. –
Но вы страшно ошиблись! Вы перепутали! Меня зовут Александра Синцова, мой отец
живет в Сергаче, он врач, как и я, только окулист. Бывший… А я – участковый
доктор в поликлинике Советского района, Высоково – это просто мой участок, вы
понимаете? И отцу, и мне самой уже два месяца зарплату не выдавали, для нас
сейчас даже тысяча рублей – проблема, а вы говорите…
Она умолкла – горло перехватило от неподвижности его позы,
от пристального взгляда. Чудилось, ему совершенно все равно, что она там
лепечет, может быть, он даже не слышит ни слова.
Слезы закипели на глазах, но Александра заставила себя
сдержаться.
– Да вы можете проверить, – с трудом выговорила она. – Это
очень просто! Наша поликлиника на Ашхабадской, спросите – и вам скажут, что
врач Синцова не выходит на работу. Позвоните мне домой, в конце концов, телефон
30-39-17, там моя сестра… Проверьте! Ради бога, поймите, что произошла ошибка!
Вам нужна не я, с меня вы ничего не получите!
Она осеклась: «электрик» пожал плечами, круто развернулся и
вышел, не сказав ни слова. Ответом Александре было только лязганье засова.
Какое-то время она стояла неподвижно, одной рукой тиская на
груди свитер, потом, сгорбившись, вернулась в свой угол… и, упав на колени,
зарыдала так, что на какое-то мгновение показалось, будто сердце вырывается с
этими мучительными рыданиями.
