– Ну, вот так. – Агния Михайловна передернула плечами, и
монисто на ее полной груди нежно позвенело. Отводя глаза, она заговорила
плаксивым девчоночьим голоском: – На улице вон которые уж сутки моросит и
моросит, такая слякоть, такая сырость, что никакая собака носу из дому не
высовывает. Соседки не заходят, клиентов нет, скука смертная, ну, думаю,
Сашеньку вызвать, что ли, поболтаем, а потом я ей погадаю…
Александра исподлобья поглядела на красиво склоненную
черноволосую голову и тихонько вздохнула. Ну что ты будешь делать с этой старой
капризулей? Сказать, что только ради нее потащилась сегодня в этот самый
дальний закоулок Высокова, промочила насквозь ноги… Раздражение разгоралось в
душе.
«Погадаю», главное! Агния Михайловна регулярно давала
объявление в газету «Из рук в руки»: «Профессиональная гадалка. Я открою вам
все!» Александра не раз заставала у нее людей, даже как-то слышала спор из-за
расценок: клиентка ворчала насчет дороговизны, а Агния напористо возражала:
«Дорого?! Да ведь судьбу выведывать – грех большой, я на том свете за вас
расплачиваться буду, и что, вы хотите, чтоб я за десятку за какую-то в аду
горела?!» Александра в толк не могла взять, что такое говорит людям Агния, чего
ради они едут в этот затхлый закоулок из самых дальних районов города, даже из
Сормова, даже с Автозавода? Какие-нибудь чакры сердечные закрывает, а может, и
открывает?
Но хозяйка прекрасно знает, что докторша откажется от
гадания, как всегда отказывалась от чая.
– Ну, хорошо, – сказала Александра как могла спокойно. –
Давление я вам все-таки померю, коль уж я тут, а потом пойду, у меня вызовов
сегодня – не счесть.
Агния надулась:
– Ну и напрасно не хочешь погадать. Думаешь, не видно, какая
тяжесть у тебя на сердце? Себя винишь, а зря, ты ни в чем не виновата. Это уж
сердце такое несчастливое…
Александра растерянно моргнула. Да нет, нет, это Агния,
отличный психолог, как и все вообще гадалки, плетет наудачу, что попало, а сама
так и ест глазами гостью, ловя выражение ее лица. Не поймаешь!
– Саша, ты не зажимайся, ты меня послушай, – журчал ласковый
голос. – В минуту колоду раскину, хочешь? Атласные или Таро, только скажи! Ну
хоть руку дай поглядеть. Ты как вошла, меня аж за сердце взяло: ну что за тень
такая за тобой тащится, будто привязанная? Нельзя так, Саша, надо хоть немножко
снять это с тебя, кому хорошо будет, если ты упадешь?
– А кому будет плохо? – вырвалось у Александры, и, видимо,
столько невольной горечи прозвучало в этих случайных словах, что Агния
Михайловна даже руками всплеснула.
– Ой, нет, Саша, ты так не говори, ты не одна, рядом с тобой
есть люди. Двое. Молодые оба, красивые! Пока я их еще смутно вижу, но один из
них душой белый, а другой черный, только тоже белым скидывается. Его берегись,
он, змей ласковый, так и норовит обвиться, впиться!
Что-то сжимало запястье Александры, так и норовило обвиться,
впиться… Да ведь это Агния водит по ее вялой ладони своим острым алым когтем.
Подкралась, надо же! Как это Александра до такой степени утратила бдительность,
интересно?
– Все, все, достаточно, – отняла она руку, принужденно
смеясь. – Теперь я вам погадаю насчет верхнего и нижнего давления. Сто двадцать
на семьдесят, без всякого тонометра скажу! И пульс ровно семьдесят.
– Ладно, воля твоя, – Агния поджала губы. – Не хочешь – как
хочешь. Но хоть слово чародейное запомни: АБАРА. Если вдруг неожиданная
опасность, ты это слово скажи, хочешь про себя, хочешь вслух. Пуля мимо
пролетит, нож дрогнет, враг вреда не причинит. А то и вовсе помрет.
– Договорились, – кивнула Александра, вынимая чехол с
тонометром. – Садитесь сюда. АБАРА, значит… ну-ну!
Мелькнула мысль: жаль, что не побывала она у Агнии накануне
того рокового дня, когда трое мужиков запихнули ее в машину и увезли неведомо
куда. Вот выкрикивает она: «АБАРА!» – и зловещий черный автомобиль с грохотом
разлетается на кусочки!
Что-то страшно задребезжало, словно разлеталось на кусочки,
и Александра испуганно оглянулась. Ох, боже мой, это же кто-то стучит в стекло,
кто-то пришел к Агнии Михайловне и сообщает о своем приходе. Клиентка,
наверное. Ну вот и ладненько, капризной старушенции теперь будет не скучно.
Но это была не клиентка. Агния Михайловна, вышедшая отпереть
дверь, вернулась с небольшой такой бабулькой – бледной просто-таки впроголубь.
И если хозяйка напоминала увядшую розу, то эта новая гостья – маленькую
засушенную ромашку.
– Ну вот, Саша, не зря ты ко мне все же пришла, – насмешливо
сообщила Агния Михайловна. – Вот тебе пациентка. Надежда Лаврентьевна, Наденька.
Она, правда, не с нашего участка, она с Нижегородского района, но тебе же без
разницы, кому рецепт выписать?
Александра мысленно закатила глаза, однако понадеялась, что
на ее лице ничего не отразилось. Почему-то у нее никогда не хватало сил ставить
на место старух. Молодых наглецов – это пожалуйста, сколько угодно. А вот
женщин в годах… Может быть, она уже мысленно примеряла на себя этот возраст и
как бы покупала у судьбы расположение: мол, если я буду с такими любезна, то
потом, через много лет, молодые будут любезны и со мной?
– А что с вами? – спросила, привычно прижимая пальцы к
старушечьему запястью и сразу улавливая отчетливую аритмию. – Ого! Прилягте,
пожалуйста.
Агния уложила гостью на диванчик, принакрыла пледом.
– Закройте глаза, – велела Александра, садясь рядом, и,
когда Надежда Лаврентьевна послушалась, с силой надавила указательными пальцами
ей на веки.
Надежда Лаврентьевна охнула, а потом с изумлением распахнула
глаза:
– Сразу легче стало! Почему?!
– Маленькие хитрости большой медицины. А для закрепления
эффекта возьмите таблеточку. Агния Михайловна, дайте водички запить.
Надежда Лаврентьевна пила мелкими глоточками, с суеверным
почтением поглядывая на Александру.
– Давно это у вас? – спросила та, подавляя улыбку. Забавные
люди! До сих пор верят в чудеса.
– Давно! – Надежда Лаврентьевна слабо отмахнулась. – На
погоду или на настроение, а то и просто ни с того ни с сего. Ничего страшного.
А сегодня я вдобавок редьки наелась.
– Редьки вам нельзя, – покачала головой Александра. – И луку
сырого нельзя, особенно красного. Перченое не ешьте. Это все возбуждает сердце,
а вам это ни к чему.
– И луку нельзя? – огорчилась Надежда Лаврентьевна. – Ладно,
не буду.
