Александра почувствовала, что слезы подступили к глазам, и,
чтобы в самом деле не заплакать, ничего не ответила, а только поцеловала его в
плечо. Не передать, какой счастливой она себя сейчас ощущала! Правду кто-то
сказал: женщина любит ушами. Сперва сбросить с себя опостылевшие путы и понять,
что эта новая жизнь восхитительна, а потом еще и услышать, что она не просто
способна стать десертом после ужина, но и наслаждением, и с ума может свести –
это же… от этого захватывает дух так же сильно, как от любви. И эти слова
как-то воздействуют на ее тело, они словно бы прикасаются ко всем нервным
окончаниям, ее самые потаенные местечки наливаются жаром, в висках начинает
стучать. И, что самое удивительное, то же происходит с Ростиславом: она знает
это так же точно, как если бы его тело было ее телом. И вот она опять чувствует
эту восхитительную тяжесть на своей груди, опять его губы приникают к ее губам,
опять она стискивает коленями его бедра, опять… опять… Жажда наслаждения вдруг
оказалась так велика, что они не могли затягивать ласки. Чудилось, оба бегут
навстречу друг другу из какого-то далека и вот добежали, встретились,
сомкнулись… словно бы разряд тока! Что-то вспыхнуло, весь мир озарился светом…
она изумленно открыла глаза и увидела близко-близко лицо Ростислава с
незнакомым, напряженным выражением счастья.
Какое-то мгновение он смотрел на нее ошеломленно, словно не
видя, еще продолжая ловить последние судороги блаженства, потом резко мотнул
головой и хрипло сказал:
– Привет! Ну разве так поступают порядочные люди? А
написали: до полдесятого! Разве сейчас уже полдесятого?
Александра судорожно сглотнула, с трудом сообразив, что
случилось. Свет включился, вот же зараза! Она ненавидела сейчас все, что
связано с электричеством, начиная с диспетчера Горэнерго, который ткнул в
кнопочку на пульте раньше времени, и заканчивая этим, как его там, который
изобрел лампочку накаливания. Ей не хватило совсем немножко – еще бы чуть-чуть,
и она добежала бы!
Чуть повернула голову, чтобы видеть стоящие на телевизоре
часы. Но вместо этого увидела отразившийся в темном экране диван, а на нем…
Это что?! Кадр из эротического фильма?! Это кто, это она там
лежит с раздвинутыми ногами? А на ней…
Она почти с ужасом уставилась на Ростислава, и вдруг он
улыбнулся, глядя ей прямо в глаза:
– Какая же ты красивая! Ну, еще, давай еще…
Он чуть подвинулся, встал на колени между ее ног, провел
руками по груди, по животу, скользнул ниже. Александра застонала, зажмурилась.
– Нет, смотри на меня! Смотри на меня!
Но она не могла. Его руки делали с ней что-то такое, от чего
сразу потемнело в глазах. Она то открывала глаза, то зажмуривалась – и вдруг
услышала чей-то стон, поняла, что стонет сама, прикусила край ладони, но с
телом ничего поделать не могла – оно билось, металось, подчиняясь рукам
Ростислава, но вот наконец сокрушительное блаженство смилостивилось над ней –
отступило, оставило тяжело дышать, словно выброшенную на берег шквалом.
Александра всхлипнула, утерла глаза, потом, приподнявшись,
взяла Ростислава за руку, прижалась к ней губами… и вдруг увидела повыше
запястья бесформенную, расплывшуюся кляксу рубца, напоминавшего след давнего
ожога.
Она закричала так, что сразу сорвала голос и подавилась
кашлем. Не помня себя, оттолкнула Ростислава, соскочила с дивана и ринулась
куда-то, ничего не видя от ужаса. Ударилась о косяк, снова закричала от ужаса,
что дверь заперта, что не вырваться, – но нет, вырвалась, влетела в комнату
Карины и захлопнула за собой дверь. Трясущимися руками защелкнула задвижку –
покойная сестра строго охраняла свою личную жизнь! – и кое-как смогла перевести
дух. И тут же ее снова заколотило, потому что в дверь ударилось тяжелое тело,
раздался голос Ростислава:
– Александра! Сашенька! Да ты что?!
Она забилась в истерике, и все, что могла выкрикнуть с
мольбой, это было:
– Уходи! Уходи! Я вызову милицию!
– Что-о?! – Он глубоко вздохнул там, за дверью, а потом
снова ударился в нее с такой силой, что защелка соскочила.
Александра с визгом ринулась в угол, забилась между стеной и
шкафом, выставила вперед руки:
– Не подходи! Не подходи!
В этой комнате не горело электричество, и темный мужской
силуэт выглядел угрожающе. Лунный свет играл на его голых плечах, и Александра
снова зашлась паническим криком:
– Не надо! Я вызову милицию!
Как она собиралась это сделать, если телефон стоял на
кухне?! Но Александра не думала об этом. В ушах звучали далекие отзвуки
ненавистного голоса: «Снимай штаны и ложись. Чего сидишь, как девочка!.. Лучше
я ее трахну, а на пленку сами наговорим, чего надо…» И как он мусолил в руках
это свое, страшное…
Он все-таки сделал это с ней! Выследил – и добился своего. И
ей это понравилось, весь этот кошмар понравился ей! Но как она теперь будет
жить? Как?
– Я все рассказала Золотову! – закричала, кашляя от боли в
сорванном горле. – И в милиции рассказала! Они сразу поймут, что со мной
случилось! Если ты меня убьешь, тебя будут искать!
– Да я не собираюсь тебя убивать, с чего ты взяла? – тихо
сказал Ростислав, неловко стоя перед ней – голый, понурившись, не зная, куда
девать руки.
– Уходи! Уходи!
– Ничего не понимаю! – вскинул он голову, но, услышав, как
из ее горла опять начали рваться истерические вопли, резко кивнул: – Ладно!
Уйду!
Вышел в коридор.
Александра тут же метнулась к двери, но защититься было нечем
– защелка сорвана. Она просто прижалась к двери изо всех сил, трясясь от
холода, – здесь дуло из приоткрытой форточки, а она была раздета.
Напряженно вслушивалась в движения за дверью. Шуршала одежда
– Ростислав, наверное, одевался. Потом он вышел из комнаты, протопал по
коридору. Взвизгнула «молния» куртки. Ударился об пол вырвавшийся из его рук
башмак – Ростислав выругался, да так грубо, так злобно, что у Александры снова
заколотилось в страхе сердце. Да, это он… «кавказец», «человек со шрамом»! Тот
тоже крыл матом почем зря, вся-то разница, что коверкал при этом язык. Но если
бы Ростислав вздумал произнести с характерным акцентом: «Блад такая!» –
наверняка у Александры исчезли бы последние сомнения.
Ее снова заколотило. Пользуясь минутным затишьем, сорвала с
крючка на двери толстый, махровый халат Карины – так и не дошли руки убрать
вещи сестры, то и дело натыкалась на них, – завернулась в него, и сразу стало
теплее.
