Он сделал движение навстречу, но Александра вильнула в
сторону и заскочила в свой кабинет.
Тотчас следом просунулась взлохмаченная седая голова:
– Можно заходить?
– Одну минуточку, – с трудом выговорила Александра, сама
себя не слыша: так колотилась в висках кровь.
У пациента, надо полагать, тоже не все в порядке оказалось
со слухом: вошел как ни в чем не бывало, уселся у стола, уставился на
Александру.
Не сказав больше ни слова, та подошла к раковине и принялась
мыть руки: сейчас это был единственный способ успокоиться под пристальным,
недовольным взглядом.
Ростислав! Зачем он пришел? Вчера только появление Влада
помешало ему расправиться с Александрой, значит, он решил довести дело до конца
сегодня? Но что, он совсем дурак и не понимает: здесь одни сплошные свидетели!
Или собирается всю больницу перестрелять? Хотя зачем? Он просто явился
уточнить, работает ли сегодня Александра. Значит, это и был тот самый «молодой
человек», который рвался к ней без очереди. Ну, уточнил. И что теперь? Будет
поджидать ее на улице? Гос-по-ди…
– Одну минуточку, извините. – Александра набрала номер.
– Справочная «Скорая»!
Голос другой, не Светика – противный такой голос.
– Скажите, пожалуйста, Рутковский сегодня работает?
– Рутковский работал вчера. Теперь будет только послезавтра.
То, что Влад работал вчера, Александра знала и сама. Зачем
позвонила? Только надеясь на чудо.
– Из… извините, а вы не подскажете его домашний телефон?
– Здесь вам не справочная!
Как не справочная, сама же сказала: «Справочная «Скорая»!»
Но трубка уже брошена.
– Давайте вашу карточку.
Александра принялась листать страницы, всем телом ощущая
неодобрительный взгляд пациента. Небось подумал, она звонила любовнику, который
ее бросил. Не-ет, любовник как раз ее не бросил, любовник явился ее убить, а
звонила Александра совсем другому человеку, единственному своему защитнику,
спасителю, можно сказать. Осечка. У них с Владом назначена встреча сегодня в
три часа, возле кинотеатра «Рекорд», после окончания Александриного дежурства,
и как же она сейчас жалела, что отказалась от его предложения встретить ее у
поликлиники!
Ладно, чего она так распустилась? Пока все-таки жива, и
Ростислав явно не станет стрелять через дверь.
– Извините. Слушаю вас.
Каждый раз, нажимая на кнопку около стола, Александра
невольно сжималась: а вдруг на этот раз вместо очередного недовольного пациента
(все они, чудилось, встали нынче не с той ноги, а может, у всех начались
критические дни?) на пороге появится Ростислав с этой своей небрежной улыбкой,
от воспоминаний о которой у нее до сих пор щемило сердце. Как это было, как это
все было у них…
– Ой, погодите, не так быстро, я что-то ничего не понимаю.
Слабость, учащенное сердцебиение? А раньше такого не было? Вы лекарства
какие-нибудь принимаете?
– Нет.
– Пульс под девяносто, кожа очень сухая. Простите, вы
фуросемид не пьете?
– Ну… немножко.
– Немножко – это сколько?
– Таблетку, иногда две.
– Каждый день?! А это не утомительно – постоянно бегать в
туалет? И не всегда удобно, наверное?
– Ой, я так хорошо худею с фуросемидом! И мешков под глазами
нет.
– Ну и чего вы хотите? Конечно, будет тошнить, и ломить
голову, и пульс как у зайчика. У вас элементарное обезвоживание, вот в чем
дело. Кстати, об отеках. У нас под глазами находится клетчатка, которая отлично
впитывает воду. Чуть дадите себе волю – наберете мешки пуще прежних.
– Да вы что? Зачем вы меня пугаете?
– А что делать, если вы сознательно губите свое здоровье?!
Лучше сядьте на хорошую диету, спортом займитесь. Не ужинайте, ни в коем случае
не пейте на ночь чаю, – вот и не будет отеков.
Владу в конце концов она все выложила. И для того, чтобы он
не смотрел на нее, как на сумасшедшую, и вообще: надо было хоть как-то
избавиться от страха. А может, ждала, что Влад скажет: таких совпадений не
бывает, или что-то в этом роде, какую-нибудь такую же успокоительную чушь.
Не сказал, вообще ничего не сказал, только лицо его мрачнело
все больше и больше. Они так и сидели на дорожке в коридоре, и Влад, хмурясь,
твердил:
– Хотите вы или нет, а в милицию пойти придется. Я
по-прежнему готов подтвердить, что наезда не было, но что Карина умерла от
страха – это вполне вероятно. И тут еще этот проклятый шрам… Как вы намерены
это распутать? Как увязать? За этим человеком, Ростиславом, надо следить, надо
выяснить, что это за птица. Как вы собираетесь это делать? Караулить за углом?
Вам и о своей безопасности подумать надо. Вот какое предложение: у меня есть
приятель, он бывший сотрудник органов, сейчас занимается частными расследованиями.
Вращается в очень высоких кругах, хотя, поглядев на него, этого никогда не
скажешь. Очень хороший человек! Я его как-то выводил из приступа, так что он
мне кое-чем обязан и не откажет. Позвонить ему сейчас, к сожалению, я не могу,
телефон в записной книжке, а она дома. Поэтому я вас пока оставлю, а вы
запритесь хорошенько и никому, ни за что не открывайте. А я, как до дому
доберусь, созвонюсь со своим приятелем и назначу с ним встречу на завтра. Вы с
утра работаете? Ну и отлично, на вторую половину дня назначу. И вам позвоню.
Главное, никому не открывайте!
Иисусе! А это кто еще? Мерещится или в самом деле негр?!
Натуральный черненький! Он что, заблудился в нижегородских джунглях, и поэтому
приперся в заштатную поликлинику Советского района?
Впрочем, Александра тут же сообразила, в чем дело. Мальчишка
совсем молоденький – наверняка студент. В Строительной академии их учится
немало, а общежитие академии – рядышком, на Тимирязева. Ребятишки изредка
забредали в районную поликлинику, если ленились тащиться на трамвае в
студенческую, на Ильинку.
– Здравствуйте, садитесь. Что случилось?
В темных глазах напряжение, как на экзамене. То ли пытается
понять вопрос, то ли вспомнить ответ.
Наконец выдавил:
– Ка-щель…
– Откройте рот.
Он напрягся. Александра сама открыла рот, и черное лицо
озарилось пониманием.
Горло красное.
– Скажите А.
