И, сдернув голубенькую резиночку, она швырнула пачку
долларов в приоткрытую дверцу «Форда».
И-эх! Полетели листья с тополей, запорхали серо-зеленые
бумажечки, эквиваленты всеобщего счастья, посыпались в мокрую песочницу,
поплыли по лужам, развеялись по ветру!
Полозова, громко ахнув, пала на колени, принялась ногтями
сгребать деньги вместе с мокрой пожухлой листвой. Из «Форда» рыбкой выметнулся
Олег, рухнул брюхом на землю, накинулся на разлетевшиеся бумажки с еще пущим
проворством.
«Хоть бы одна завалилась куда-нибудь под бортик песочницы, –
с надеждой подумала Карина. – Вечером Лидия Ивановна пойдет выгуливать своего
Ройтика – и немножко обогатится. Хотя нет, вряд ли. Эти Лиса Алиса и Кот
Базилио все языками тут вылижут, особенно Куперович постарается. Трепетный
человек, ничего не скажешь! Денежки любит трепетно!»
– Чао, ребята! – выкрикнула Карина, бросаясь к трамвайной
остановке. И, словно черт дернул ее за язык, ехидно добавила, полуобернувшись:
– А как насчет лавандовой воды?!
На Женю это не произвело впечатления, она по-прежнему шарила
в грязи, собирая доллары. А вот Олег выпрямился и теперь смотрел на Карину в
упор, темно поблескивая очками. Она помахала рукой и свернула за угол, улыбаясь
так, словно никакое мрачное предчувствие не отягощало ей сердца.
* * *
– Бедные американцы! – сказала Александра, размазывая
ложечкой зеленоватую жидкость, недавно бывшую фисташковым мороженым. – Подумать
только, они ничего другого не знают и думают, будто это и есть мороженое.
– Ну что вы! – сказал Влад, развозя по своей вазочке
аналогичную, но коричневую жижу. – Нам ведь это тоже одно время казалось
эталоном вкуса. Не знаю, помните ли вы, но, когда в Москве начали открывать
первые такие лавочки, – он окинул пренебрежительным взглядом «Баскин-Робинс», в
котором они сидели уже второй час, – очереди извивались на улице, как хвосты
драконов. Не меньше, чем в «Макдональдс»!
– Как не помнить, сама стояла, – усмехнулась Александра. –
Еще в институте было милое дело – накопить денежек и съездить на денек в
Москву, пошататься по всем этим завлекательным кафешкам, ну и на Красную
площадь, конечно, сходить, пока там еще менялся почетный караул возле Мавзолея.
Потом, без солдатиков, как-то не так стало, честное слово. Чего-то как бы не
хватает.
– Да, это был настоящий балет, – кивнул Влад. – А вы часто
бываете в Москве?
– Раньше – да, довольно-таки часто наезжала. Все-таки Карина
занималась в основном там – я вам говорила, наверное, что она была гимнасткой,
выступала в сборной страны?
Влад кивнул, а Александра мысленно ужаснулась. Ну и вечерок
вчера был! Сперва Ростиславу наболтала всякой всячины, они ж не только
занимались этим… не вспомнить без дрожи! – но и разговаривали, разговаривали…
Вернее, говорила, не закрывая рта, в основном Александра, уж и не вспомнить, в
чем ему исповедовалась, негодяю этому: тоже долго рассказывала о Карине, снова
вспоминала о своей обиде на мачеху, кажется, даже про своих больных, особенно
таких колоритных, как Агния Михайловна, не обошла вниманием и Надежду
Лаврентьевну с ее убеждением, что Карину сбила машина… Ну а потом появился Влад
– и все началось сначала. Вот ведь и не вспомнить, когда упомянула о спортивном
прошлом Карины, однако же нашла, видимо, время!
– Когда какие-то соревнования происходили в Москве, я
старалась там бывать. Не то чтобы я была какой-то фанаткой, ну, и не как все
эти безумные родственники, которые своих деток-спортсменов пасут, трясутся над
ними, как не знаю что. Просто ездила ее поддержать, знала, что ей приятно
знать: я где-то здесь. Хотя мне, честно сказать, не нравилась спортивная
женская гимнастика. Мужская – совсем другое дело. Это такая красота, особенно
вольные упражнения! Помню, одно время в сборной выступал один мальчик, Сева его
звали… Всеволод Корнилов. Зал просто рыдал от восторга, когда он показывал
вольные упражнения. Карина вроде бы в него была влюблена, да я и сама была в
него влюблена – заочно, конечно, как зрительница, к тому же он совершенно
мальчик был. Потом он почему-то ушел из спорта, какая-то там произошла
трагедия. Карина не любила об этом говорить, я ничего толком и не знаю. Вроде
бы тоже что-то с сердцем. Ох уж этот большой спорт, сколько жизней он
покалечил…
Влад вежливо кивал. Потом бросил взгляд на часы, и его лицо
стало обеспокоенным:
– Так, время Ч. Сбегаю-ка я еще раз проверю нашего друга. А
вы…
– Помню, помню, – кивнула Александра. – Носа на улицу не
высовывать, а если что – кричать «караул».
Влад так и закатился. Он удивительно приятно смеялся, как-то
неожиданно легко и свободно, словно в эти мгновения сбрасывал с плеч невидимый
груз, который заставлял его порою сутулиться и наклонять голову с видом
странной, обреченной усталости. Александра уже нагляделась на своего
неожиданного помощника, ну, не сказать чтобы пялилась во все глаза, но увидела
достаточно, чтобы первое ее впечатление о Владе изрядно изменилось. Тогда, во
дворе Нижегородской подстанции, она встретила достаточно беззаботного
тридцатилетнего человека, настолько уверенного в себе и своей удаче, что даже
откровенная измена невесты не произвела на него такого уж потрясающего
впечатления. Александра не сомневалась, что помочь он ей решился просто от
нечего делать или от желания завязать интрижку – легонькую, ни к чему особо не
обязывающую. Потом, вечером, у нее дома, это был уже другой Влад – более
взрослый, более серьезный, поразивший Александру готовностью разделить с ней
все те проблемы, которые так неожиданно и жестоко поставила перед ней жизнь. А
сейчас… Он был все время разный, он странно менялся все те три часа, которые
они провели вместе, ожидая, когда, наконец, вернется домой его
приятель-детектив, назначивший им встречу, но необъяснимо запаздывающий на нее.
Порой Александре казалось, что Влад смотрит на нее только
как на женщину, с которой не прочь залечь в постель. Во всяком случае, его
поцелуй при встрече был по-настоящему горячим – со вчерашнего дня она немножко
научилась разбираться в таких вещах и могла отличить невинную симпатию от
вожделения. Потом он вдруг темнел лицом, уходил в себя, как бы забывался, и
тогда Александре казалось, что в этой истории с Кариной есть еще нечто, о чем
Влад догадывается, а может, даже знает, но не хочет или не смеет ей сказать.
Например, потому, что боится причинить боль. Она подозревала, что этот его
знакомый, частный детектив, что-то успел сообщить Владу в приватной беседе,
что-то очень неприятное, и тот теперь не знает, как подготовить ее к какому-то
потрясающему открытию. Она хотела спросить впрямую, да заробела. Хотя какое
открытие могло быть более ужасным, чем открытие вчерашней ночи: она думала, что
отдалась по любви, а на самом деле ее изящно изнасиловали, и, очень может быть,
сделал это тот самый человек, из-за которого погибла Карина…
