Александра поглядела на счетчик, зажмурилась, сунула
таксисту деньги, щедро переданные ей Владом еще в кафе. Пришлось у него взять –
с ее тощим кошельком только автогонки на нижегородских такси устраивать!
– Спокойной ночи.
– Взаимно!
Александра вышла из машины, чуточку помедлила.
Неужели оторвалась? Неужели Ростиславу надоело
преследование? Может быть, он хотел только убедиться, что его жертва
направилась домой? Может быть, дальнейший план Влада окажется бессмысленным?
Нет… вот он!
Переваливаясь на выбоинах, джип вполз во двор. Вспыхнули
фары, Александра беспомощно прикрылась рукой. Слишком яркий свет! Слишком
хорошо высвечен подъезд и ее фигура на фоне двери!
В этот момент фары погасли. Ну правильно, Ростислав хотел
только убедиться, что жертва – вот она, здесь, никуда не делась. Убедился? Ну
и… Ну и дурак!
Непонятно почему, Александра вдруг ощутила небывалую
легкость и отвагу. Она даже засмеялась тихонько. Стуча каблуками, подошла к
двери, открыла ее. Какое счастье, что опять не горит лампочка на первом этаже!
Изо всей силы шарахнула дверью о косяк – и, пригнувшись, скользнула под окна,
под защиту старых, мокрых, голых сиреней.
Невесомо пролетела до соседнего подъезда, обогнула угол
дома. Прямо напротив вспыхнули и погасли фары. Щелкнула, открываясь, дверца,
взволнованный голос Влада позвал:
– Саша! Скорей!
Она вскочила в теплое бензиновое нутро неказистой «Нивы» и
сразу угодила в руки Влада.
– Все в порядке?
– Вроде, да. Ой, скорей…
– Теперь на Сенную! – скомандовал Влад.
Коренастый, круглоголовый шофер обернулся:
– Во-во, так нашего брата, мужа, и дурят!
– Ладно, моралист! Поехали! – нетерпеливо прикрикнул Влад.
Шофер все качал головой. Александре казалось, что он
включает мотор невыносимо медленно.
– Ой, поехали, поехали! – тихонько причитала она.
– Все в порядке, успокойся, – улыбнулся Влад.
Его лицо близко-близко. И еще придвигается.
Александра откинулась на спинку:
– Как здесь душно! Можно окошко приоткрыть?
Не помогло. Влад все-таки начал ее целовать.
* * *
Наверное, сущее безумие было идти на это днем, но он не
хотел ждать. Это было слишком опасно – ждать! Черт ее знает, эту старуху, что
она еще выдумает, к кому потащится со своими россказнями! И так неизвестно,
сколько народу уже посвящено в эту историю, кто пережевывает сплетню долгими
зимними вечерами, треплется об этом по телефону. Он просто-таки видел, как
опасная весть порхает над городом, и, хотя не больно-то верил, что по одному
только слуху могут быть приняты какие-то меры, все же старик прав: нельзя оставлять
следов, ни единого. По-хорошему, надо было все сделать еще вчера, но он решил
сначала заняться Александрой. А ничего не вышло! Ч-черт, из каких вообще
далей-высей свалился этот долговязый придурок со своими длинными ручищами,
которыми он так умело размахивал?! У него еще ныла челюсть, и ничуть не утешала
мысль, что противнику тоже досталось.
С Александрой он запустил дело, затянул излишне. Старик
опять-таки был прав – она опасна, опасна! Куда лучше было прикончить ее в том
подвале, а то и выкинуть где-нибудь на окраине города труп из машины, не
устраивать эту дорогостоящую и чреватую всякими неожиданностями комедию с
похищением. Тогда ему удалось убедить отца, что нельзя, невозможно, чтобы обе
сестры погибли практически одновременно, если уж что-то способно вызвать
подозрения даже у самого тупого мента, то это именно совпадение, не любят менты
совпадений… Он и сейчас думал именно так, а все же нет-нет да и мелькала
мыслишка, что надо было плюнуть на все эти сложности, положиться на авось,
который от веку никогда и никого не подводил. Устал он, вот чем дело. Страшно
устал! И почему-то ничуть не утешало, что там вроде бы все в порядке, что не
зря, не зря…
Устал.
Он мельком взглянул на свои руки и вдруг подумал, что скоро
будет непрестанно мыть их, как леди Макбет. И тихо хохотнул: глупости все это.
Привычка убивать… привычка притворяться, лгать, скрывать свою истинную личность
– все это не более чем привычки, вредные, может быть, но и от них тоже можно
избавиться, как от страсти к курению. Вот курил же он раньше как паровоз, а
бросил – и ничего. И когда-нибудь придет время… «Приди, приди, желанное!» –
вспомнил он Некрасова и криво усмехнулся, – ну так вот, придет когда-нибудь
время, когда все будет позади, когда он забудет и девушку, и санитара, и эту старуху,
и Александру, и того мальчика, как его там звали… который был первым, с которым
их постигла ошеломляющая неудача только из-за того, что он неправильно
рассчитал время.
Наверху, на площадке, скрежетнул замок, и все ненужные мысли
мигом вылетели из головы. Вроде бы та самая дверь…
Он осторожно выглянул. Точно! Она!
Отпрянул, даже наклонился, как бы завязывая шнурок, – на тот
случай, если старуха вздумает пойти пешком. Хотя телепать с девятого этажа в
ее-то годы… А что, всякое может быть, не наверх же идти, а вниз.
Мимо проскрипел лифт. Открылись дверцы. Пора!
В два прыжка взметнулся на площадку:
– Одну минуточку!
Ворвался в кабинку, когда дверцы уже смыкались.
– Извините! Я был на восьмом, хотел идти пешком, а тут слышу
– лифт. Ну и дай, думаю, прокачусь.
«Сейчас спросит, у кого я был на восьмом этаже. Да, это
прокол, этого я не успел выяснить… А впрочем, если и прокол, то очень
ненадолго!»
Но старая женщина ничего не спросила. Светлые,
выцветше-зеленые глаза спокойно взглянули из-под припухших век, и он неожиданно
понял, что означает выражение «лицо со следами былой красоты».
Черт, как быстро спускается лифт… А если его кто-то
перехватит на промежуточном этаже? Нет, вон на панели высветилась цифра 5, 4,
3… Все нормально! А если она что-то почувствует? Ну ведь нельзя же ничего,
совсем ничего не почувствовать, когда рядом с тобой стоит Смерть?
Глупости. Авось обойдется. Точно, обойдется.
Он посторонился, прижался к стенке, как бы непременно желая
пропустить даму первой. Этакий приторно-вежливый идиот, который предпочитает
потолкаться, только бы соблюсти замшелые приличия:
– Прошу.
