Агния вошла – в черном платье, лоснящиеся тяжелые волосы
причесаны, как всегда, гладенько, пробор – белая ровненькая ниточка точно
посередине головы. Вот только не накрашены ресницы и тоненькие брови. И какие
же у нее усталые, заплаканные глаза!
Из буфета появились крохотные рюмочки и бутылка коньяку.
«Дербент» – ого, теперь такое и не укупишь! Правильно, Агнии Михайловне
обязательно надо выпить, чтоб восстановить силы. И, похоже, Александре придется
сегодня поступиться своими железными принципами, перекусить за компанию с
хозяйкой, которая уже взбивает омлет. Никуда не денешься – надо помянуть бедную
Надежду Лаврентьевну.
– Ну, царство небесное.
– Земля пухом.
Выпили, не чокаясь, как положено. После первого же глотка
Александра ощутила волчий аппетит и ела вовсю, хозяйка не отставала от нее. Она
вышла из шока мгновенно, как настоящий профессиональный актер, который наедине
с собой может испытывать какие угодно чувства, но на публике не имеет права
нарушать целостность образа.
– Племянница ее вчера прибегала, – тихонько рассказывала
Агния Михайловна. – В лифте нашли Наденьку. Мгновенное кровоизлияние в мозг – и
все, и ничего не попишешь. Ну что ты хочешь – мы же с ней обе с двадцать
второго года…
Александра подавила нелепое желание поинтересоваться, какие
в ту пору могли быть детские садики. Значит, Агнии уже семьдесят семь?! Не
слабо. Удастся ли в ее годы выглядеть так же потрясающе? Только еще не факт,
что доживешь. И вообще надо ли? Это вопрос…
– Во вторник Наденькины похороны, нынче же выходной, а вчера
суббота была, ничего не добиться. Во вторник в двенадцать.
– А сегодня что, какие поминки?
Агния Михайловна, спохватившись, опять взялась за бутылку:
– Ох, чуть не забыла. Давай и Вадика помянем, царство ему
небесное, какой хороший был мальчик! Красивый такой, веселый, добрый. Младший
сын у матери, поздний, последыш. Ох, как она его любила! Сын и дочь старшие уже
семейные, это все не то. Бедная Неля, все еще не в себе, словно вчера его
похоронила, а не четыре месяца назад. Сегодня день рождения Вадика, он как раз
на переходе между Скорпионом и Стрельцом родился…
«Вы против Скорпионов? Ну, знаете, это дискриминация по
зодиакальному признаку! Кстати, если быть точным, я Стрелец».
Александра резко мотнула головой, прогоняя ненужные
воспоминания.
– …тоже нелепо все вышло, – пробился к затуманенному
сознанию печальный голос Агнии Михайловны. – Ну до чего нелепо! Был у приятеля,
позвонил матери, мол, идет домой. Но не дошел. Упал на дороге и умер. Сердце
остановилось. Когда «Скорая» приехала, уже поздно было.
– Господи!
Александра прижала ладони к лицу. Упал и умер. В точности
как Карина! Кошмар. Какой кошмар…
– Да что же это делается, почему такие молоденькие умирают
ни с того ни с сего?!
– А Наденька? Как видишь, все умирают. И молоденькие, и
старенькие. Только говорят, бог самых лучших к себе забирает раньше. А если
заживется такая старая рухлядь вроде меня, так, может, она господу и не нужна
вовсе?
Александра невольно усмехнулась в ладони. В голосе Агнии
Михайловны прозвучало что-то вроде ревности, словно господь был мужчиной,
неразборчивым во вкусах, и обращал внимание на каких-то нестоящих особ, минуя
красавицу и умницу Агнию Михайловну.
– Как это хорошо, – искренне сказала она, поднимая глаза. –
Пожалуйста, пусть вы ему не будете нужны еще долго-долго! Но теперь, наверное,
вам пора идти?
– Пора, пора! Там на полдень назначено, а теперь уже вон
сколько – всплеснула руками Агния, и перстни стукнулись друг о друга, а
браслеты мелодично зазвенели. – Я на кладбище не поехала, сил не нашла, а к
поминальному столу вроде бы неладно опаздывать, да? Ох, спасибо тебе, Саша.
Прямо бог тебя послал, ты меня к жизни вернула. Но как же мне тебя
отблагодарить? Может, карты скоренько раскину?
Карты? Это хорошо бы. Может быть, это именно то, что сейчас
нужно Александре. Все выяснится…
Да ну, глупости! Что может выяснится? Ведь по-настоящему ее
волнует только одно: спал ли Ростислав с Кариной. Ведомо ли это картам?
И вдруг словно бы ударило в сердце: а что, если все-таки
спал? И если Карина после этого сделалась беременна? А Ростислав женат, да и
если не женат, ему не нужна беременная возлюбленная… Правда, аборт – сейчас не
проблема. Но что, если было поздно делать аборт? Что, если он убил ее, пытаясь
избавиться от ненужной и досадной помехи?
Господи, да куда же смотрела Александра, если ничего такого
не заметила?! Тошнило Карину по утрам? Вроде нет. Но, говорят, иногда это
проходит без всякого токсикоза…
Вопрос: если Карина была беременна, это стало бы известно на
вскрытии или нет? Наверняка! Но соседка, которая рассказывала Александре о
результате экспертизы, об этом не упомянула. Может быть, просто постеснялась?
Сочла несущественным? Не решилась огорчить сестру погибшей? Или, что вернее,
бешено гордая Ангелина Владимировна умолила не разглашать позор дочери?
Вот скажут об этом карты или нет? Нет, не так надо ставить
вопрос. Хочет ли Александра узнать такое о сестре и… и о Ростиславе?
– Нет, – медленно проговорила она, не понимая, отвечает
Агнии Михайловне или себе. – Не надо. Уже поздно. Вам пора идти. Это далеко?
– Не очень, – легко подхватилась со стула вполне пришедшая в
себя Агния Михайловна. – Надо Ванеева перейти – и почти сразу. Проводишь меня?
Там трамвайная остановка рядом, как раз сядешь или на 18-й, или на 27-й.
Так, понятно, почему Александра не знала о внезапной смерти
юноши четыре месяца назад. По ту сторону улицы Ванеева – уже не ее участок, да
и не Высоково там, а Лапшиха.
Вышли, наконец. На сей раз Агния выглядела до того
презентабельно, что Александре было неловко идти рядом с ней. Чувствовала себя
какой-то обтерханной замухрышкой. Карина давно твердила: надо купить новое
пальто, но Александра считала, что раз есть отличная утепленная куртка, то
запросто можно обмануть зиму. Эх, где теперь та куртка!
И тут, по непонятной связи ассоциаций, Александра наконец-то
вспомнила, зачем пришла к Агнии. Вот же голова дырявая! Про все забыла!
– Кстати, Агния Михайловна, я спросить хотела. Вы всех в
Высокове знаете – не живут ли тут где-нибудь Мельниковы?
