– Слушай, а ты все же не подскажешь, как найти твоего брата?
– смущенно спросила она. – Мне очень, просто смертельно нужно найти Влада.
Может, твой брат хоть что-нибудь знает… как его зовут, кстати?
– Эльдар, – неохотно выдавил Гелий. – Только он вряд ли
что-то знает. И вообще он спит!
Лицо его при этих словах сделалось таким несчастным, что
Александра невольно отвела глаза. Эльдар Мельников – странно, такое ощущение,
что она уже слышала где-то это сочетание.
– Твои родители живы? – спросила, почему-то убежденная, что
– нет. – Или вы вдвоем с братом?
Гелий резко кивнул, враждебно косясь на нее.
Эльдар – алкоголик, конечно. Один бог знает, какой воз
приходится тащить этому худенькому парнишке! Не с его здоровьем так
надрываться, чтоб еще и поминутно беспокоиться о старшем брате, который
медленно, но верно убивает себя.
– А он где работает? – спросила просто так, из пустого, в
общем-то, любопытства, движимая жалостью и желанием хоть как-то помочь
пареньку, и была поражена яростным блеском черных глаз:
– В морге! В морге, понятно?! Ну чего вам надо, что вы все
выспрашиваете?! Пропустите! Не хочу я с вами разговаривать!
И, толкнув Александру так, что она шарахнулась в сугроб,
Гелий пролетел мимо – лицо яростное, руки стиснуты в кулаки. Хлопнул калиткой,
взметнулся на крыльцо. Уже открывая дверь, оглянулся, ожег Александру взглядом
– не то страдальческим, не то ненавидящим – и исчез.
А она так и стояла, одной ногой в сугробе, не ощущая, что в
сапоге тает снег.
В морге? Эльдар вчера ляпнул: «Я пью только в морге». Вот
почему от него так несло формалином!
В морге, это же надо…
Александра передернула плечами – и вдруг вспомнила, почему
ей показались знакомыми эти имя и фамилия: Эльдар Мельников. Она узнала их от
соседки Синцовых в Сергаче – той самой соседки, бывшей докторши, которая
пересказывала ей акт вскрытия трупа сестры.
Патологоанатома, подписавшего акт, звали Эльдар Мельников.
* * *
Две недели в Сергаче Карина не выдержала: только одну и то
со скрипом. Если даже Нижний казался глухой, тихой провинцией, то что же
говорить о городке?! Ну, повидалась с бывшими одноклассницами, ну, сходила на
дискотеку. Иисусе!.. Второй раз ее туда и калачом не заманишь. Все поддатые,
все матерятся, накурено в зале – не продохнуть! Танцуют, либо дико ржа и
прыгая, либо переминаясь на месте, непристойно обжимая партнершу. И что за это
время случилось с друзьями и подружками? Откуда этот снисходительный взгляд
сверху вниз? Такое ощущение, что они радовались закату бывшей гимнастической
звездочки, а также бывшей модели. А раньше так ликовали, так бурно встречали
Карину, так выспрашивали о соревнованиях, смотрели кассеты с ее выступлениями,
как любовные сериалы… Или ей это только казалось – будто кто-то радовался? А на
самом деле всегда присутствовала затаенная, глубоко скрытая неприязнь? Проще
говоря, зависть? Теперь она превратилась в злорадство. Чепуха какая-то… но
обидная чепуха.
Родители, конечно, была счастливы ее приезду, но даже они
вдруг начали раздражать Карину. Отец только и делал, что читал газеты и
ругался. Причем ругал он все подряд. «Рабочего» и «Землю» – за то, что скучные,
«Смену» и «Губошлепа» – за то, что грязно-желтые. Сейчас кругом писали о
разоблачении грандиозной аферы с импортной бракованной курятиной, бельгийской,
зараженной какими-то там диоксинами, которая, оказывается бурным потоком шла в
Нижний, минуя таможенные барьеры. В деле было замешано множество высших
инстанций, и отец просто-таки на стенку лез от всех этих разоблачений, поливая
то мошенников, кормивших нижегородцев зараженным мясом, то милицию, которая
раскрыла аферу лишь через год после ее начала. Карина курятину терпеть не
могла, поэтому ее мало волновала эта ситуация. Да и отцу совершенно не с чего
бесноваться, учитывая, что у них все свое, отнюдь не бельгийское: и куры, и
молоко, и яйца!
Мама была далека от политики, но не от экономики. Она как-то
особенно жадно выспрашивала о заработках Карины. Ну и что ей сказать? Что
официальный заработок модели в Нижнем – 500 рублей в месяц? Да Карина еще и
приплачивает Полозовой за тренинг. Конечно, выпадают и гонорары, но за них надо
наизнанку вывернуться, а иногда и… Разумеется, о приснопамятном вечере в
«Стеньке Разине» никто не знал, Карина не сказала о случившемся ни сестре, ни
родителям, и все небось по-прежнему считали, что ее жизнь – одна сплошная
развлекалочка, а остатки «гимнастических» сбережений неисчерпаемы. Сто баксов,
которые привезла в Сергач Карина, ежась от стыда, что так мало (ну правда – не
было лишних денег!), матери казались баснословным даром с небес. Она их сразу
куда-то припрятала, потому что жили Синцовы в основном тем, что давало
собственное хозяйство: две хрюшки, корова, куры и кролики, а также немаленький
огород, дарами которого был набит погреб.
Ох уж это хозяйство… Нет, конечно, Карине не приходилось
вставать в четыре утра, чтобы подоить корову (она бы умерла – ну, не в тот же
день, но на другой – это точно!), однако ей приходилось пить это жирное молоко,
есть этот по-особенному белый, слоистый, даже на вид толстый творог, эти
огромные яйца с ярко-желтым желтком… Вдобавок, каждый день были блины или
пироги – и домашняя колбаса с чесноком и гречневой кашей. Отказаться было
немыслимо: обиделась бы мама, вдобавок такая вкуснотища, что рот сам
открывается и жует, но уже через три дня Карина ощутила, что наливается лишними
килограммами, как августовская тыква. Даже глаза сделались меньше, постепенно
утопая в щеках. Надо было срочно что-то делать! Например, бегать по утрам,
сбрасывая вес. Но в Сергаче девица, бегущая по улице ни свет ни заря, мигом
опозорила бы свою семью. То есть эту несчастную неделю Карина ничего не делала,
кроме маленькой, локальной гимнастики, с ужасом ощущала, как толстеет, – и
считала дни.
Иванов так ни разу и не позвонил. Правда, Карина была к
этому морально готова и уговаривала себя набраться терпения. Но сколько же
можно терпеть?! Через пять дней она предприняла попытку связаться с ним сама,
но неудачно. «Абонент в данное время недоступен», – сообщал приятный женский
голос, и сообщалось это столь часто, что Карина начала ревновать к электронной
незнакомке, которая знает, где Иванов, но не говорит. Не дожидаясь ноябрьских
праздников, которые отец блюл свято и в доме начались бы сплошные пьянки и
гулянки, она соврала матери, будто позвонила Александра и сообщила, что Карину
срочно вызывают на отбор моделей для конкурса. И уехала в Нижний.
