И вдруг до нее дошло.
Неужели подействовало то, что она рассказала Иванову про
Олега и попытку подкупа? Выходит, это дело рук Иванова?!
Ее вдруг затрясло так, что пришлось покрепче зажать под
мышкой туфли, чтобы не вывалились.
Вспомнилось, как сверкал очками и зубами Олег, представляя
ее: «Лолита – дочь Айболита!» Как угодливо склонялся перед Петровым, помогая
ему втолкнуть Карину в «нумер». Как поигрывал голосом, швыряя на колени Карине
доллары, как выпрыгивал из «Форда», чтобы подобрать их, как задумчиво смотрел
вслед Карине, услышав заносчивое: «А как насчет лавандовой воды?»
«Дошло веселие до точки…» Правда что – дошло до точки!
Внезапно Полозова издала такое громкое рыдание, что Карина
отшатнулась.
– Женя, ну чест…
Она хотела сказать: «Женя, ну честное слово, я ничего не
знаю, я тут ни при чем!» – и вдруг поняла, что Полозова вовсе не рыдает, а
громко всхрапывает.
Она заснула. Заснула пьяным сном!
Карина пожала плечами – и пошла прочь.
Все, что она могла теперь сделать для Женьки, это сказать
охраннику на выходе, чтоб не вздумал запереть снаружи двери агентства: там,
дескать, еще работают люди. Хотя, может, именно это и следовало сделать? Вряд
ли Женька теперь очухается до утра!
Однако кто бы мог подумать, что змеенравная Полозова может
так переживать из-за какого-то малознакомого трактирного полового! Хотя –
почему малознакомого? Наверняка их с Олегом Римским связывали какие-то
отношения. Она ему поставляла девочек для богатеньких клиентов, он тоже
отстегивал Женьке процент. Возможно, они даже спали вместе иногда – для
усиления, так сказать, деловой активности…
То есть переживания Полозовой как раз вполне объяснимы.
Ничего, пусть отдохнет, потом ей станет легче. Голова,
конечно, будет болеть с похмелья, и все-таки утро вечера мудренее. Хотела бы
Карина сейчас тоже лечь поспать, чтобы проснуться утром умудренной знанием
ответов на все вопросы, которые, хочешь не хочешь, ставит и ставит жизнь.
Интересно, что будет, если она завтра в «Стеньке Разине» впрямую спросит
Иванова, не приложил ли он рук к делу Олега Римского – вернее, к его телу?
Спросить-то не проблема, но каков будет ответ? Не поплатится ли Карина за свое
ненужное любопытство?
Может быть. Но должна же она знать, кто этот человек,
которого она, кажется, любит – вот именно, любит, а не просто видит в нем
красивого и щедрого покровителя!
И вдруг вспомнился Севка. Севка Корнилов с его улыбчивыми
синими глазами в окружении нарядных черных ресниц.
Карина рассеянно улыбнулась. Неужели это тоже была любовь?
Ох, как болело из-за него сердце! Карина словно бы чувствовала обреченность
этого прекрасного юного существа. Тогда она на все была для него готова, был
момент, казалось: чтобы вернуть Севке здоровье, пожертвовала бы для него кровь,
ведь у них, помнится, была очень редкая группа – только у них двоих во всей
сборной: четвертая. Их врач еще шутил: мол, такая группа встречается только у
двух процентов населения, а тут сразу пара уникумов собралась. Но тогда по
отношению к Севке у Карины не было этого странного, ознобного ощущения
ожидания… чего? Счастья или горя? Откуда это чувство, что от встречи с Ивановым
будет зависеть ее судьба, ее жизнь?
Завтра, завтра… еще бы дожить до завтра! Дотерпеть!
Карина бесцельно слонялась по квартире, не находя, чем себя
занять. Пойти побегать, что ли, чтобы платьишко завтра еще лучше смотрелось?
Как назло, сестра куда-то запропастилась. Вроде бы прием у
нее до семи, а сейчас уже девятый час. С другой стороны, что подскажет
Александра? Для нее мужчины – вообще терра инкогнита, необходимых знаний еще
меньше, чем у младшей сестры. Карина, например, не сомневалась, что у Сашки еще
ни разу ни с кем ничего не было, то есть это она должна у Карины совета
спрашивать, а не наоборот. А вот интересно, понравится ли Иванов Александре? По
возрасту он гораздо больше подходит именно ей, а не Карине. Но уж нет! Его
Карина никому не отдаст! И какое имеет значение, если даже Олег Римский получил
по кумполу именно с подачи Иванова? Что заслужил, то и получил, если уж на то
пошло, недаром же Петров предупреждал: «Далеко пойдет, если жирным куском не
подавится!» Вот и подавился…
Взглянула на часы. Все, надо идти на вечернюю пробежку,
больше ждать Александру нельзя, иначе Карине придется в полночь мотаться по
парку Кулибина, а ведь это – бывшее кладбище, и неизвестно, что там происходит
в полночь и в последующие часы…
Она натянула любимый серебристый костюм, надела шерстяную
шапочку: сегодня здорово похолодало. С сомнением поглядела на кроссовки: не
будет ли скользко? Ну уж как-нибудь…
Заперла двери и проворно сбежала по ступенькам. Странное
ощущение не оставляло ее: будто что-то забыла дома.
Свет не выключила? Выключила. И колонку тоже. И плиту. Но
почему-то все тянуло вернуться, и так жалко было чего-то, так жалко… Но чего,
чего?
«Да ну, ерунда!» – мысленно отмахнулась Карина и, глубоко
вздохнув, побежала через дворы к парку Кулибина.
Навстречу своей смерти.
* * *
Теперь она знала, как это случилось с Кариной. Отнимаются
ноги, тело становится чужим, чья-то короткопалая рука вытягивает из груди
сердце, а в голове – ни одной мысли, кроме отрывистого: «Всё… всё…»
Медленно, гипнотизирующе-медленно надвигались фары, и вдруг
заливистый вой вырвал Александру из оцепенения. Сбоку вывернулась белесая
милицейская «Волга» и, озаряя округу мигающим синеватым светом, понеслась вверх
по Студеной улице. Какое-то мгновение Александре казалось, что сейчас «Волга»
перережет путь сгустку тьмы, несущему смерть, но машина, завывая сиреной,
повернула направо, и скоро ее тревожный вой заблудился где-то в закоулках.
Однако этого краткого мгновения хватило, чтобы Александра вскочила обратно на
тротуар и ринулась бежать вдоль улицы Горького, выискивая лазейку в деревянных
облупленных заборах и чугунных решетках.
Вот калитка! Кинулась в какой-то двор, забилась среди
переплетения тропинок, пробежала мимо сараев, перелезла через поваленный
заборчик бывшего палисадника, почувствовала под ногами утоптанную тропу, потом
тротуар. Она оказалась на задворках областного УВД, можно сказать, на родимой
улице Короленко, но до дома нужно еще добежать!
