— Слушай, а если мы… А нет, это уже… Ну ладно тогда? Пока?..
На самом деле его «пока» — это всего на пару часов. Или минут. Брат звонит мне постоянно в течение дня и до позднего вечера. Сначала мне это как-то не привычно. Потом, наоборот, грустно, если он долго не звонит. Странное чувство: он всегда — где-то рядом, на расстоянии одного телефонного звонка. Он всегда — в курсе того, где я, и что я делаю. И я могу позвонить ему сама в любое время суток. Просто так. Но обычно я отправляю ему sms-ку, и он перезванивает.
Брат приезжает часто, обычно ближе к вечеру. Если я — не на машине, подвозит меня куда-нибудь. Он часто меняет машины, а я даже не замечаю этого. Он спрашивает, нравится ли мне его новое супер приобретение. Я в них не разбираюсь, а он обижается, что я не способна заценить всякие продемонстрированные мне примочки…
У него много машин и столько же бизнесов. То, чем занимаюсь я, — это так, мелочи. Не знаю, откуда у него столько энергии. Кажется, он постоянно работает, думает и говорит только о работе, имея по тысячи идей на каждый новый день, в том числе и на выходные. Вечерами по будням он всегда произносит: «Отоспишься в субботу…» Но уже в субботу рано утром частенько звонит мне, когда я ещё сплю, и предлагает куда-нибудь съездить с ним вместе по рабочим вопросам. Ну… или в воскресенье…
* * *
К нам часто приплывают в гости акулы империализма. Тогда мы ведём с ними ночной образ жизни: рестораны, казино и места, куда не пускают девочек. Брат договаривается, чтобы для меня сделали исключение, и я всегда прохожу с ними в «запретные зоны». Потом мы везём гостей туда, где девочек впускают бесплатно. Пока акулы выбирают себе этих бесплатно впускаемых девочек, мы с Братом пьём коньяк. Одна из акул как-то странно себя ведёт. И я шепчу Брату на ухо:
— А может, этой акуле нужны не девочки? Или уже вообще никто не нужен?
И мы тихонько хихикаем.
Далеко за полночь Брат ловит мне машину. Он вообще часто ловит мне машины. И мне очень нравится, как он это делает. Сначала всегда спрашивает, устраивает ли меня эта машина или поймать какую ещё. После моего кивка в знак согласия, он чуть ли не хватает водителя за горло и серьёзным голосом произносит:
— Если что-нибудь с ней случится, убью!
Мне смешно, я знаю: Брат даже мухи не обидит. Но я не показываю вида.
— Когда доедешь до дома и войдёшь в квартиру, позвони.
И я ему звоню.
* * *
Брат звонит мне. Он просит захватить все мои отчётности и таблицы и зайти к нему в офис. Я прихожу и оказываюсь на ковре у Министра, который спрашивает меня о том, о чём я не знаю, что говорить. Не потому, что не знаю, что сказать, а потому, что не знаю, как нужно сказать: так или сяк? И я молча бешусь внутри себя за то, что Брат меня никак не предупредил…
Да, иногда он доводит меня до белого каления, но я теперь уже сдерживаюсь. Это сначала мне было сложно, потому что я — такая же взрывная, как и он. Мы вообще очень похожи. Первое время меня это даже пугало. Я смотрела на него, как на своё отражение в зеркале, и думала: «Боже, как же ужасно я выгляжу со стороны в приступах праведного гнева…»
Теперь я всегда молчу, когда он бушует. Зато когда остывает, я говорю ему всё, что думаю. Довольно жёстко и резко. И он понимает, что это — моя реакция в ответ на его вчерашнюю бурю. Тогда он произносит:
— Ты — злая, когда голодная. Пойдём, я тебя накормлю.
И мы обедаем в каком-нибудь ресторанчике. Или ужинаем.
* * *
Постоянные нервы, жизнь как на вулкане… Периодически мне хочется всё бросить и уйти. Однажды, когда мы в очередной раз ужинаем в ресторане с одной из акул империализма, которая консультирует Брата по разным вопросам, я говорю, что устала от них обоих и завтра же напишу заявление об уходе.
— Ты не сделаешь этого, Ди-Джи, — серьёзно произносит Акула.
— Почему? — удивилась я.
— Потому что ты не сможешь. Это означало бы предать людей, которые верят в тебя. И если сегодня ты сдашься и уйдёшь, ты предашь их.
— Я не понял, а почему ты хочешь уйти? — удивляется Брат.
— Потому что ты не любишь меня… Я хочу в отпуск, а ты не отпускаешь… — я смеюсь.
— Я тебя не люблю??? Да я тебя так люблю, маленькая Лис! Очень! Очень сильно я тебя люблю! — он обнимает меня, и, засмеявшись, добавляет:
— Просто я — старый солдат и не знаю слов любви…
За окном останавливается какая-то навороченная машинка.
— Сколько такая стоит? — спрашиваю у Брата.
— Новая? Да копейки, а что?
— Если я сейчас уйду, буду ездить на такой машинке.
— Ты будешь ездить на Мерседесе, если останешься, — грозно произносит он.
Для акул империализма я была Ди-Джи, для Брата — навсегда останусь просто маленькой Лис.
* * *
Мы едем покупать какой-то завод. Нас очень много, все — в чёрном, на нескольких чёрных машинах, и я не знаю всех «наших». Мы идём по какому-то полю, там — огромные лужи. Брат и Акула периодически одновременно подхватывают меня с обеих сторон и переносят на сушу.
Владелец завода — тоже весь в чёрном. Он сидит в чёрном кожаном кресле в чёрном-чёрном кабинете и напоминает мне… такого большого чёрного мохнатого монстра с множеством лап, который сидит по центру сплетённой им сети… Мне даже кажется, если он сейчас повернётся и покажет нам свою спину, мы увидим на ней огромный жирный крест…
Мохнатый не снижает цену, заметив, что только одна люстра в его кабинете стоит сто тысяч тугриков. Мы все оценивающе смотрим на люстру, посмеиваемся и уходим. Паук — Банкрот.
* * *
Мы гуляем по нашему городу все вместе: Брат с женой и детьми, Акула с женой и детьми, и я. На большой-большой и самой главной площади города дети куда-то убегают. Потом возвращаются, и Брат отчитывает своих за то, что они так далеко убежали, что могли и потеряться. Тогда его старший произносит:
— У тёти Алисы такое яркое платье, что мы никогда не потеряемся, пап…
И мне становится по-доброму смешно и даже как-то прикольно. И потому что меня никто ещё не называл тётей, и потому что сын Брата назвал меня тётей, как однажды мой сын назовёт Брата «дядей Бо».
* * *
Мы часто ездим с ним заграницу. По работе. Он не отпускает меня от себя ни на шаг. Мы либо работаем либо гуляем по городу с витринами Versace, Armani, Prada или по Городу на Воде. Он выбирает себе одежду и спрашивает меня: покупать или нет. Однажды он продемонстрирует мне майку с изображением огромной мишени на спине.
— Я не хочу, чтобы тебя убили. Сними сейчас же…
Он тяжело вздыхает, послушно снимает её и с грустью откладывает в сторону.
Мы ездим по разным акулам империализма и смотрим, где, что и как. И теперь они водят нас по всяким злачным местам. Правда, девочек нам не предлагают. Мы просто пьём коньяк. Потому что Брат знает, что я пью только коньяк или апельсиновый сок. Он не может запомнить дату моего рождения, но сразу же запомнил, что коньяк должен быть Реми Мартин. Правда, однажды он напоил меня своей на тот момент любимой самбукой. Если честно, я не знаю, как это зелье правильно называется, потому что это Брат его так называл.
