Однако все же утешение было слабым, а точнее, совсем никаким, поскольку точил и точил капитана маленький такой червячок, твердя, что в этом деле что-то нечисто.
Следователь Уткин таких сомнений был начисто лишен.
– Вот что, Петр, – сказал он строго, – дело это я закрываю. Начальство распорядилось. Оружие мы у него нашли? Нашли. Пальчики на пистолете его? Его, – он похлопал по пачке бумаг на столе. – Далее. Вскрытие показало, что умер он от сердечного приступа. Ну, прихватило сердечко ночью от страха, он и скопытился. Я его на допросе не запугивал, жилы из него не тянул, обычный у нас был разговор.
«Да уж, знаю я твои методы», – подумал капитан.
Подозреваемого Лапникова ему было нисколько не жаль, с самого начала он вызывал у него только презрение, однако была в этом деле какая-то недосказанность, неясность, а неясностей капитан Перченок очень не любил.
С одной стороны, уж больно все гладко получается. Как только дело забуксовало, так сразу же появился подозреваемый. С пистолетом и отпечатками. Подсунули его с помощью анонимного телефонного звонка. Поднесли, можно сказать, на блюдечке. И совпадений таких не заметит только такой дурак, как следователь Уткин. Точнее, он не дурак, а просто хочет дело поскорее закрыть. Чтобы все было в порядке и начальство не донимало.
Представив, что начальство высказало сегодня следователю в кабинете, капитан немного повеселел. Не то чтобы он был злопамятным человеком, просто характер у следователя Уткина был скверный и крови операм он в свое время попортил немало.
Да, как-то это все подозрительно. И помер этот Лапников так вовремя. Не хотел ведь на себя вину брать, упорно утверждал, что пистолет ему подбросили, очной ставки требовал с Алисой Канарской.
Следователя Уткина убедить в чем-либо трудно, это капитан по себе знает, но все же Лапников этот твердо на своем стоял. Продержался бы пару-тройку допросов, а там и вызвал бы Уткин Алису.
Если она и правда к любовнику приходила, кто-то из соседей мог видеть. Походить, поспрашивать, авось найдется свидетель. Но ведь этого никто и не оспаривает. Да, встречались, да, ходила, но пистолет-то зачем подкладывать, любовника топить?
У нее самой твердое алиби, ей-то что с того… За мужа отомстить хочет? Так говорила же Агния, что муж, Канарский этот, порядочной был скотиной, бил ее и ревновал жутко. Как выяснилось, было за что. А Агния-то еще подругу защищала – дескать, никак не могла она любовника иметь, муж следил. А вот могла, оказывается.
Но теперь Уткин точно ничего делать не будет. Отпишется, да и в архив дело сдаст. Официальное заключение – умер во сне, сердце не выдержало.
Тут капитан нахмурился, поскольку вспомнил свой разговор с Варварой Михайловной Голубец.
Снова стоял он в морге перед оцинкованным столом, на котором лежало то, что осталось от Виталия Лапникова, снова Варвара Михайловна нещадно дымила своим «Беломором», только теперь рядом с ней был не высокий парень с лицом под цвет своего белого халата, а худенькая маленькая девчонка, которой халат был неимоверно велик. Смотрела она, однако, бодро, внимательно слушая судмедэксперта, и даже записывала что-то в маленькую тетрадочку. Никаких новомодных компьютеров-наладонников и мобильных телефонов Варвара во время вскрытия не терпела.
Лицо у девчонки было бледноватым, но так казалось из-за ярких ламп дневного света, освещающих стол.
– Ладно, – Варвара Михайловна решительно отложила инструменты, – Ляля, зашей!
И девчонка, алчно блеснув глазами, приступила к трупу.
– Хороший кадр прислали, – удовлетворенно сказала Варвара, бросив перчатки в мусорное ведро и закуривая очередную папиросу, – толковая девка! Главное, трупов совершенно не боится, чувствует себя в прозекторской как дома!
Капитан с облегчением отошел от стола.
– Заключение завтра Уткину пришлю, – сказала Варвара хрипло, – чайку не хочешь, Петя? У меня торт есть, у кого-то из лаборатории день рождения.
– Спа-спасибо, – капитан представил, как он ест торт с жирными кремовыми розами, и почувствовал, что еще немного, и желудок его не выдержит.
Варвара Михайловна поглядела на него внимательно и потянула в крошечный закуток, где на столе стояли электрический чайник, чашки и еще какие-то мелочи.
– А я с твоего разрешения глотну, – сказала она, – устала что-то сегодня.
Перченок постарался скрыть удивление – чтобы железная мадам Голубец говорила об усталости… это что-то новенькое…
Варвара Михайловна заварила чай прямо в чашке – большой, красивой, с ярким петухом, капитан вспомнил, что сам же и подарил ее Варваре Михайловне на прошлое Рождество. Тогда впервые видел он ее растроганной.
– Ну, что молчишь? – спросила Варвара, глотнув черного чая. – Спросить хочешь про вскрытие? Вижу, что не просто так зашел, поболтать. Невтерпеж тебе до завтра ждать?
– Ага, – признался капитан, – а что-то вы тянете…
– Да понимаешь, как-то мне непонятно… – вздохнула Варвара, – скажу твердо одно: Лапников этот здоров был как бык. Все органы в порядке, никаких скрытых болезней. И ухаживал за собой так, как не каждая женщина ухаживает. Берег себя, в общем. Кожа чистая, ни морщинки, мускулы недряблые, в зал небось ходил. Никаких залеченных переломов, на зубы небось целое состояние потратил. И вот – остановка сердца… Бывает, конечно, но…
– Так вы хотите сказать, что его… – капитан привстал с шаткой табуретки.
– Да ничего я не хочу сказать, – с досадой отмахнулась Варвара Михайловна, – и в заключении напишу все, как надо, а только точит меня что-то…
Это капитан хорошо понимал, его и самого что-то теребило и царапало.
– Никто ему не мог помочь? – спросил он без надежды на успех.
– Ты думаешь, я не проверила? – хмыкнула судмедэксперт. – Ну, ясное дело, есть у него пара-тройка свежих синяков да царапин, а так – ничего.
– Да, в камере его не били, охранник поучил маленько, только это за день до этого было…
– Ни в крови ничего подозрительного, ни в желудке, – вздохнула Варвара Михайловна, – стало быть, и правда сам помер. От страха.
Сейчас, вспомнив этот разговор, капитан Перченок помрачнел. Он знал, что не будет ему теперь покоя. И от следователя Уткина помощи он не дождется. Однако попробовать стоит.
– Там, в тюрьме, сказали, что накануне адвокат к нему приходила… – заговорил он, – так не будет ли с этой стороны неприятностей? Поднимет бучу…
– Что за адвокат? – всполошился Уткин. – Почему я про нее не знаю? У меня на этот счет никаких сведений… Слушай, Петр, не в службу, а в дружбу, узнай, кто такая. И правда, начнет еще права качать – как умер да отчего…
– Да уж узнал, – Перченок достал из кармана записку, – Крохалева Лариса Викторовна, одна тысяча девятьсот восемьдесят шестого года рождения, паспорт за номером таким-то, член ассоциации адвокатов. Все документы у нее были в порядке – разрешение на посещение подследственного и все такое…
