Мистер Уэйкфилд уложил монету на большой палец правой руки:
– Ну, чей орел?
– Решка! – крикнула Джессика.
Она держала свою марку – всегда выбирала противоположное.
– Значит, мне остается орел, – сказала Элизабет.
Она почти совсем не испытывала того волнения, которым пылала сестра.
Джессика зажмурилась:
– Господи, скорее, я же не выдержу! Только бы не видеть! Должна выпасть решка, и ничто иное! Джессика уже упивалась завистью подруг, когда они узнают. Девлины – богачи. Наверное, они живут в шикарных апартаментах под крышей небоскреба на Парк-авеню. Она будет обедать в самых шикарных ресторанах, ездить в лимузинах, знакомиться со сказочно богатыми мужчинами.
– Орел, – объявил мистер Уэйкфилд.
Джессика вытаращила глаза. Этого не может быть! Или она не расслышала? Но стоило взглянуть на счастливое лицо сестры, чтобы уже не сомневаться в горькой правде. И Джессика разразилась слезами. Элизабет ласково положила руку на ее вздрагивающие плечи.
– Мне очень жаль, Джес. По-настоящему жаль. Я была бы ужасно рада, если б мы могли поехать вместе. Но я уверена, у тебя еще будет много-много возможностей съездить в Нью-Йорк.
– Никогда в жизни! – рыдала Джессика. – Я теперь буду сидеть в нашем занюханном городишке целый век и еще тридцать семь лет!
– Брось, Джес! Сама знаешь, что преувеличиваешь.
Все слова утешения Элизабет утонули в новом приступе рыданий. Джессика явно не собиралась успокаиваться.
Вечером, готовясь ко сну, Элизабет предложила:
– Если захочешь, можешь надевать мои новые шорты, пока меня не будет. Тебе они как-то больше идут, чем мне.
Джессика лежала на постели сестры, уткнувшись носом в подушку. Приподняв свое страдающее, покрасневшее от слез лицо, она выдавила:
– Нечего ко мне подлизываться! Элизабет вздохнула:
– Ну что ты обижаешься? Разве это зависело от меня? Жребий вполне мог выпасть и в твою пользу.
– Но в том-то и дело, – огрызнулась Джессика, – что он не выпал в мою пользу.
– Не выпал. Вот я и хочу хоть чуть-чуть утешить тебя.
– Разве пара штанов идет хоть в какое-нибудь сравнение с поездкой в Нью-Йорк?
– С чего ты взяла, что здесь тебе будет плохо? Во-первых, не забывай, что скоро школьный пикник. Потом – день рождения Лилы Фаулер в загородном клубе. Будет чуть ли не вся школа. В общем, забот тебе хватит.
Сама Элизабет нисколько не сожалела о том, что пропустит празднество у Лилы Фаулер. Она считала Лилу, да и всех Фаулеров, снобами, хотя на сей раз они впервые поступили по справедливости – пригласили даже младших, а не только избранную верхушку, как прежде. О чем она действительно сожалела, так это о пикнике. Ведь так мечтала о нем! Хотела написать статью в «Оракул» – школьную газету.
Элизабет – одна из лучших школьных журналисток и постоянный автор рубрики «Глаза и уши», чаще называемой «Сплетницей». И теперь кто-то другой получит задание написать статью о пикнике. Она нахмурилась. Но это же всего только одно из удовольствий, которые придется пропустить, пока она будет в Нью-Йорке.
Джессика тут же заметила, что сестра задумалась, и ее надежды вмиг ожили. Может, еще не все потеряно.
– Ты права, Лиз, – сказала она. – Наверное, я веду себя как ребенок. Мне действительно очень жаль пропустить вечеринку у Лилы Фаулер. – Аквамариновые глаза Джессики коварно блеснули. – Я так сочувствую тебе, ведь ты в это время будешь там. Бедный Тодд! Неужели ему придется танцевать одному?
Элизабет подумала о том, как сильно она будет скучать по своему другу. Две недели разлуки могут показаться вечностью.
– Надеюсь, он не будет слишком одинок, – сказала она, закусив губу.
– О, можешь не сомневаться, долго он в одиночестве не останется, – с готовностью заверила Джес загрустившую сестру. – Тодд для этого слишком симпатичный.
Элизабет нахмурилась:
– Что ты имеешь в виду?
– Да нет, ничего страшного. Просто… – Она запнулась. – Наверное, я не должна говорить тебе. Потому что это было сказано по секрету, и вообще…
– Говори! – чуть ли не закричала Элизабет.
– Ну, дело в том, что Лила давно положила глаз на твоего Тодда.
– Лила? Ты уверена?
– Абсолютно. Она сама говорила, что как только видит Тодда, совсем теряет голову. Только твое присутствие и сдерживает. Но ничего у нее не выйдет, это ясно, несмотря на все ее способности. Тодд любит тебя.
Элизабет стало не по себе. Лила очень хорошенькая. Ей ничего не стоит соблазнить даже самого стойкого парня. К тому же она так богата! Хотя Тодд, конечно, никогда не станет… Или станет?
– Мне не о чем беспокоиться, – солгала Элизабет.
– Ну и правильно. Я же говорю – ничего у нее не получится. – Джессика подошла к зеркалу и занялась изучением своего отражения. – Я просто хорошо знаю, что Лила ни перед чем не остановится, когда чего-нибудь очень захочет.
– Точно так же, как кое-кто еще, кого хорошо знаю я, – сухо заметила Элизабет.
Джессика сделала вид, что замечание к ней не относится.
– Она жуткая кокетка. И всегда хвалится, что еще не встречала парня, который бы устоял против ее чар.
– Да уж, от скромности Лила не умрет, это точно.
Джессика взяла щетку сестры и провела ею по своим волосам. Лицо ее при этом сохраняло выражение полного безразличия.
– Кроме того, если даже ей и удастся завлечь Тодда, у них это долго не протянется, я просто уверена в этом. Он не в ее вкусе.
– Да, Джес, ты замечательно умеешь успокаивать, – саркастически сказала Элизабет. – И что я, по-твоему, должна теперь делать?
– Тебе лучше всего не оставлять его одного. Чтобы у Лилы не было ни малейшей возможности подкатиться, – с заботой в голосе отвечала Джессика.
– Да, теперь я начинаю понимать. Джес стремительно обернулась:
– Ну! Ты же видишь, Лиз! У тебя только один выход – позволить мне съездить в Нью-Йорк вместо тебя.
– А ты не врешь?
– Не веришь – спроси Кару. Она тоже слышала, как Лила все это говорила.
Элизабет опустилась на кровать и растерянно сказала:
– У меня такое чувство, что я напрасно уезжаю.
Джессика одним прыжком подскочила к сестре и обхватила ее обеими руками.
– Ой, Лиз, я никогда в жизни этого не забуду! Ты самая лучшая, самая любимая, обожаемая сестренка во всей Вселенной!
– Постой-постой, Джес! Я же не сказала, что…
