– Ну, ничего, ничего, – вклинился в разговор Огнь, также желающий успокоить младшего из Расов. И по коже его сверху вниз пробежала мельчайшая рябь искорок так, что почудилось, еще доли секунд, и вспламенится материя тонкой, золотой рубахи самую малость прикрывающая колени Бога. – Это было уже не раз так скоро… И, очевидно, не раз повторится. Может в иной системе будет мягче… не так как на Зекрой, дорогой малецык. Ведь людям присуще привносить в мир двоякость. Ту самую, каковой нет и не может быть по своей сути. Посему, какие бы ты не даровал им знания, традиции и верования… каких бы не назначал достойных наставников. Вмале их потомки все извратят и подстроют под собственные желания и нужды.
Дивный степенно повертал голову, в направлении младшего брата и воззрившись на него, мягко просиял, отчего явственно засветились волоски его темно-русых усов прикрывающих уста. В целом Расы двигались дюже медленно, неспешно поднимая руку, поворачивая голову, стан, с тем одначе делая махонистые шаги, так вроде им было не куда торопиться или томительно спешить. И не мешкая, с тем движением Дивного, сапфир покоившейся на его груди выбросил вперед мощный луч света, будто жаждая теплотой своего сияния приголубить огненно-красные уста Огня, а может жаждая их сомкнуть. Слегка вздрогнул восседающий на главе старшего Бога высокий венец. Сотворенный из тонкого обода и исходящих из его граней, устремленных вертикально вверх, широких полос, украшенных рельефными изображениями разнообразных видов птиц. Те четыре золотые полосы незримо удерживали в навершие солнечный, плоский диск, изредка переливающийся ядренистым золотым светом и также не часто совершающим медленный поворот вкруг своей оси.
– Огнь прав, малецык… Если у этой будет короткий срок, попробуешь иную форму учений и принципов в соседней системе, – растягивая слова, сказал бархатистым баритоном Дивный. – В любом случае совершенства не будет, надобен лишь более долгий срок.
Резко да громко засмеялся Словута, и, уставился на Отца иссиза-голубыми очами, крупными и весьма глубокими, где верхние веки изгибались дугой, а нижние образовывали прямую линию. Верно, из-за таковой формы глаз и светло-русые, закругленные брови Бога, мгновенно вскинувшись вверх, на высоком и точно вдавленном лбу начертали неглубокую борозду. Словута укорительно покачал головой и певучим, объемным басом отметил:
– Я говорил Дажба, какие учения и принципы не попробуй все едино… придется систему уничтожать.
– Посему я и был согласен с Першим, что малецыку еще рано управлять… Юн совсем, дитя, – произнес Воитель и будто укрыл всех мощью своего густого баса.
– Однако на этот раз лучицу по Земле выпустим не мы, а Перший, – бедственным тоном молвил Дажба. – Почему Перший? Люди здесь, как и на Зекрой, вельми быстро изничтожат в себе лучедатность. Поделив мир на добро и зло, они противопоставят свет, тьме. Ограничат, заключат все свои знания жесткими рамками, кои не дают возможности дальнейшему саморазвитию их сути.
– И все же, раз мы разрешили тебе Дажба управление, попробуешь иное учение и принципы в соседних системах, – по-видимому, желая окончить этот не раз возникающий меж Расами спор, строго произнес Дивный. – Только прежде чем решать подумай хорошо, ибо детей с других Галактик: Синее Око, Блискавицы, Копейщик в ближайшие системы завезут немного погодя. И также как то содеял Огнь в своей Золотой Галактике можно поселить их обоих полов, абы не свершать лишних творений.
– Дивный, – то обратился к Зиждителю дотоль молчавший старший сын Небо, Седми, смурным взором обозревающий столь прекрасную молодую Землю. – Ты словно не слышал Дажбу. – Бог на миг смолк, и в воздухе просквозила искристая россыпь огня, точно желающего поддержать потухающую искорку, впавшую на охапку соломы. И тотчас от белой кожи Седми, подсвечиваемой изнутри золотым сиянием, во все стороны брызнули ядрено красные капли света. – А меж тем Дажба не раз говорил, что в Млечном Пути хочет иметь лишь своих отпрысков. А это значит, коли ты до сих пор не понял, наша бесценность, желает поправить генетику не только зекрийцев, чеглоковцев, шалапутов, но и даже моих мануловцев и иметь нечто иное в собственной Галактике… И то, что Земля погибнет от северги, совсем не значит, что днесь надо менять все замыслы малецыка, да еще так грубо.
Седми, старший из сыновей Расов, был верно и самым худощавым, словно почасту не доедающий иль отдающий лучший кусок своим младшим, как сказали бы люди. Впрочем, он был не менее чем иные Расы высоким. Пшеничные, прямые волосы, как и борода, и усы Бога значимо короткие, прикрывали кораллово-красные с полной верхней и тонкой нижней, губы. Вздернутым с выпяченными ноздрями, говорившими о порывистости и своеволии своего обладателя, был нос Седми и напоминающими по форме треугольник, со слегка приспущенными веками, глаза. Радужка оных меняла свой цвет с темно-мышастого почти до голубо-серого, с синими брызгами по окоему, и также походила формой на треугольник. По лбу старшего из сынов Расов пролегала тонкая, как бечевка, красного цвета цепь, а мочка левого уха была усеяна капельками бледно-синих сапфиров. Обряженный также просто, как и Огнь, всего-навсе в долгополую, распашную без рукавов рубаху, только серебристого цвета, Седми явственно смотрелся недовольным, али точнее молвить чем-то возмущенным так, что дрожал от гнева его высокий, звонкий тенор.
Венец Дажбы нежданно тягостно сотрясся на голове, и миг погодя сменил цвет с белоснежного на пурпурно-красный, и Бог едва ощутимо проронил:
– Пущенной Першим… А почему Отец уничтожит Землю?.. Может, потому как разложение достигнет ужасающих размахов.
– Возможно, мой дорогой, – стараясь сдержаться и не огорчить Дажбу своим негодованием, откликнулся Седми. А по его красивому лицу с прямыми границами и вроде квадратной линией челюстей, подобно судороге пробежала малая рябь, исказив всю присущую ему приятность. – Не стоит ноне о том думать, время покажет.
– Не зачем о том теперь горевать, – забасил Воитель, поддерживая старшего брата, и качнул головой так, что по его густым средне-русым волосам проскочила легохонькая волна тронувшая, кажется, каждую кудельку. – Это случится весьма не скоро, а покуда мы будем стремиться вложить в этих мальчиков все самое лучшее, как ты того и желал. И таким образом отсрочим гибель твоего творения, наш милый, – и Рас свершил махонистый круг правой рукой, неосязаемо описав его как по небу, так и по оземе.
– Странно, – словно не слыша Воителя и думая о чем то своем обмолвился Дажба, неотрывно смотрящий на Выхованка, оный заняв один из центральных дворов поселения главной улицы, что вела как раз к стартовой площадке, уже спустил на землю Владелину. – Порой всматриваешься в них… и видишь лишь малых детушек, так никогда и не повзрослевших, не набравшихся необходимых сил для собственного духовного преобразования. А иногда стоит бросить лишь один взгляд и почувствовать невероятную душевную мощь уже днесь и в столь слабом… хрупком тельце.
Покуда Дажба озвучивал свои мысли вслух, восьмигранный корабль на каковом он прилетел, завис над стартовой, круглой площадкой, где-то в десятке метров от нее. Медлительно испуская клубы смаглого пара корабль, оный величали капище, принялся опускаться вниз, стремясь к каменному полотну пятачка. И тотчас Боги, неспешным шагом, направились прочь с площадки, высвобождая место для посадки капища. Огнь ступающий подле Дажбы, проследил за взглядом младшего из их печищи, и, уставившись на маленького Владелина улыбнулся, едва приподняв кончики своих тонких огненно-красных губ. Оно как Владелин очутившись на земле, немедля принялся разнимать толкающихся меж собой Миронега и Златовласа, и тем наводить присущий его разумению порядок.
