Кали-Даруга дыхнула последние слова с такой досадой, что затрепетало пламя на фитилях свечей и вероятно качнулись обе альвинки. Ибо суть альвов не могла не подчинится требованиям демоницы и это несмотря на повеление Першего. Однако, Вещунья Мудрая тревожно переглянувшись с Чаровницей Благосклонной ноне поняла одно, что пойти против распоряжений, просьбы старшего Димурга, коего рани любила, она могла только в одном случае, если ее беспокойство о состоянии госпожи было явственно с чем-то связано. Кали-Даруга какое-то время молчала, а погодя малость успокоив дыхание и вновь придав коже лица положенный голубой цвет, впрочем, так и не открыв свой третий удивительный глаз, уже много ровнее добавила:
– Вещунья давайте с вами договоримся так. Пусть госпожу осмотрит Травница вместе с Ворожеей, как оно решит Чаровница, чтобы как можно меньше навредить ребенку. И если с божеством все благополучно, я сама попрошу Господа Огня переправить нас: меня, госпожу и демониц в спокойное место на берег моря, чтобы была природа и чистота.
– Надо, чтобы божество могла осматривать и контролировать я, – прошептала Чаровница Благосклонная, оно как вельми сильно пугалась гнева демоницы и всегда пасовала перед ее властностью.
– Значит, поедешь с нами, коли ты должна быть подле госпожи, – непререкаемым тоном отозвалась Кали-Даруга и досадливо зыркнув на сподвижницу царицы вызвала очередное ее покачивание.
Вещунья Мудрая медлила и вовсе кроху времени, обдумывая слова рани Черных Каликамов, а после очень мягко отметила:
– Божество осмотрит Травница Пречудная при помощи Ведуньи Важной, которая создаст щит над плодом загородив его от звуковых волн. Только допрежь того мы с Ведуньей Важной посоветуемся о том осмотре с Трясцей-не-всипухой, ибо старшая бесиц-трясавиц просила никакие действа в отношении божества без ее одобрения не предпринимать. И естественно, я сообщу о том Зиждителю Небо, прибывшему ноне в Млечный Путь, последнее слово за ним.
– Если ты некумека не поняла, – пропыхтела Кали-Даруга и теперь резко открыла и свой третий глаз, недвижно замерший с голубоватой склерой в ее лбу. – Так поясняю… последнее слово не за твоим обожаемым Зиждителем Небо, а за Родителем. Если ваша веселая ватажка в составе тебя, Трясцы и Зиждителя Небо посмеет тянуть время, поверь мне, миленькая моя, последнее слово будет за Родителем, – с особой язвительностью прошипела демоница, тем нынче соответствующая тому созданию, что поместилось в венце ее Творца Господа Першего.
Без сомнения ни Небо, ни альвы, ни бесицы-трясавицы не посмели противоречить Кали-Даруге, однако, в этот раз ей возразила сама Влада. Чувствуя, по состоянию трепыхания в груди, всегда возникающему во время осмотра Травницы, что это ноне может нанести вред ее долгожданному Богдану, впервые и весьма категорично отказалась от осмотра. Потому поначалу покинула залу, куда ее дотоль пригласили, а после прогнала из своей комнаты и Кали-Даругу, и Вещунью Мудрую явившихся ее успокоить. Погодя же и вовсе в расстроенных чувствах уйдя из дома.
Глава сорок третья
Девушка вышла со двора и направилась по широкой улице, что теперь прорезала достаточно большое поселение от крайних изб гомозулей до последних рядьев жилищ мальчиков и их семей. Владелину не стали догонять ни демоницы, ни альвы и останавливать, это запретила делать Кали-Даругая, чувствуя, что божеству надо побыть одной и успокоиться. Ведь в любом случае она все время была под присмотром незримо следовавшей за ней Лярвой.
Владу шла по первому торопливо, ни на кого не обращая внимание, будучи погруженная в свои мысли, засим степенно перешла на более размеренный шаг. Она миновала крайние избы мальчиков, не обратив внимания на детей и их матерей, недвижно замерших в поклоне при ее виде, и вышла в поля, где ноне земля в середине спень месяца была убрана от зерновых. Тем не менее, на ней наблюдались местами вылезшие остроносые отростки трав, нынче большей частью пожухлые и прилегшие к поверхности почвы, точно уставшие от собственного одиночества. Легкое дуновение ветра несло на себе, что-то неведомое и непознанное, не только аромат раскинувшихся невдалеке сухостоя лугов, но и, похоже, безбрежные космические дали заполняющие пространство вкруг планеты. Маханький Богдан, чуть ощутимо шевельнулся внутри Владелины давая понять, что он хочет жить. И молодая женщина вздев голову, ощущая наступившую отрешенность, каковая была вечным ее спутником, всмотрелась в голубизну неба, проступающую сероватыми пятнами и серебристыми туманами. Малозаметно качнулось пространство меж ней и тем сводом и закачалось ее тело, вроде ощутив на себе чей-то взор, видимо даже не близкий, но однозначно родной. Связь, та самая, которую столь долго настраивала лучица, мгновенно образовалась меж плотью и Крушецом. И это девушка прочувствовала, одновременно пропустив пред очами видение. Только это было особое видение, явственно спущенное ей самим Крушецом.
Весьма длинная, сухопарная рука нежданно появилась пред ее взором с тонкими, долгими, конической формы перстами, объятая золотым свечением, и вроде как набрякшая, отекшая от того света в районе предплечья. Златая кожа слегка подернулась коричневыми искорками, сошедшимися по одной линии начиная от кончика указательного перста вплоть до локтевого сгиба, рывком надорвалась та сияющая плоть, громко заскрежетав и лопнув, выпустило оттуда небольшое в размахе, одначе вельми мощное сияние. Невдолге зависнув над разошедшейся плотью, смаглой костью с мельчайшими вкраплениями в ней насыщенного цвета огненных искр, над оранжевыми паутинными кровеносными сосудами и ажурными нитями кумачовых мышц, жилок тот яркий комок с округлой макушкой и тонким изогнутым, словно у капли воды, остроносым хвостиком, резко сорвавшись с места, направила свой полет в темное… точнее черное, подсвеченное, где-то вдалеке россыпью белых брызг пространство. Слегка вторящее тому видению настойчиво-монотонным шорохом, схожим с человеческим шепотом.
Девушка туго вздохнула, и, опустив дотоль поднятую ввысь голову и устремленный в голубизну небосвода взгляд обозрела лежащие пред ней дали земель и идущего ей навстречу неспешной поступью по ездовитой полосе Златовласа. Владелина знала, что у ее любимого товарища также как и у нее до сих пор не было детей. Хотя альвы утверждали, что его жена Грёза совершенно здорова, в целом, как и сам Злат. Спросить по какой причине ее любимый товарищ не имел детей, всегда было неудобно, а особенно это стало тягостно теперь, когда молодая женщина собиралась стать матерью. Златовлас был высоким, крепким юношей с широкими плечами и богатырским сложением. Его желто-пшеничные волосы короткими прядями, словно выжаренные на солнце, лежали на голове, а серые очи смотрели всегда на Владу с какой-то затаенной болью. Обряженный в белую рубаху и серые холщевые шаровары, обутый в мягкие сапоги, Злат сжимая в руках лук да с ковчаном, висящим за плечами, явно возвращался с охоты. Это понималось еще и потому как подле его ног задорно повиливая хвостом бежал брат Удалого, бело-коричневый пес, по клику… кличке Пылай, уж и неведомо почему прозванный таковым чудным величанием.
За эти годы Владелина и Златовлас встречались дюже редко, и не только, потому что тех встреч не допускали альвы и гомозули, но и потому как их всегда избегал сам юноша. Вот даже и сейчас, он явно замедлил свою поступь, давая время божеству уйти. И Владу это почувствовала и вроде сызнова увидела горящее облако света-лучицу, схожую с каплей воды и являющееся основой ее естества, а быть может основой всего того, что находилось на этом лугу, на этой планете и обобщенно во Вселенной. А после нежданно ощутила потребность поговорить с себе подобным… ибо поняла, что сама доводится лишь оболочкой того важного, божественного, что сокрыто в ней.
