– Не тряси головой, – по всему вероятию и вовсе раздраженно молвил Седми, обращаясь к нему. – Стой смирно, дыши глубоко и все пройдет.
Мальчик без промедления недвижно замер, страшась вызвать своими действиями новое недовольства Бога, да принялся, как тот и велел дышать глубоко, немного погодя и впрямь ощутив крепость в ногах да легкость в желудке. Слегка обвыкнув к месту, где оказались, Ратша огляделся и только теперь заметил, что полусферическое строение, внутри которого находилась переместившая их комната, с внешней стороны не было белым, а в тон коже Расов поблескивало золотистым сиянием. Она не стояла на оземе, а как бы малеша, верно в пол локтя не более того, парила над ней, выпуская с под своего плоского дна полупрозрачный дымящийся дымок. Вмале те жидкие испарения, касаясь стен устройства, оборачивались в малые комки и неспешно ползли к покатому навершию, там уже вроде впитываясь в саму ее макушку. Справа и слева от того строения стояли группы духов, тех самых которые прибыли для обмена и принадлежали Расам, дотоль воспитывающие детей поселения. Там было много духов, и они были не все из Лесных Полян, хотя Ратша и смог разглядеть средь них Ведогоня, тот каковой обучал детей плотническому мастерству, а рядом с ним Жердяя, того кто передавал детворе знания гончарного дела.
И юноша еще раз порадовался, что среди этих духов нет Выхованка и Батанушки… Батанушки… А все потому как за Батанушку попросила Влада, это отрок знал наверняка. Ибо когда было объявлено, что часть духов отправится на обмен, Ратша и Миронег пришли к девочке и попросили ее за своего пестуна, каковой по велению Богов должен был от них уехать. Владелина выслушав просьбу ребят, немедля выскочила из избы и также торопливо направилась к капищу, вскоре пропав в желтоватой завесе, а погодя туда направился Батанушко, вызванный Зиждителями, весьма притом недовольно зыркнувший на своих вскормленников. Погодя какое-то время дух вернулся обратно и объявил, что по решению старшего Раса Зиждителя Дивного, самолично принявшего его в капище, вместо него на обмен отправится Ведогонь. И ребятня, вельми обрадовавшись такому заступничеству Владелины и изменению повеления Богов, долго потом жалась к своему пестуну, оный по первому негодовал на них, что они-де вмешиваются в дела Зиждителей и тревожат пустыми просьбами дорогую им девочку, но после и сам стал благодушней и не раз каждого из мальчиков обнял. Отроки уже давно приметили, что просьбы Влады всегда исполняются Богами, и то касается не только чего-то большого, как к примеру поездка к энжеям, но и всего иного, даже малого… И оно, как и понятно, стало особенно проявляться после посещения Выжгарта. Однако, юница никогда по-пустому не обращалась к Богам, лишь когда это действительно зависело от их последнего слова… в основном слова Дажбы. Во всех иных случаях она разговаривала с наставниками: альвами, гомозулями, духами. И всегда до конца все выяснив, занимала ту или иную сторону, только по ей понятным причинам. Вже тогда отстаивая обиженного, али наоборот упрекая в неправильности поведения и поступков виновного. Влада была очень справедливой и потому к ней никогда не шли просить заступничества, если ощущали свою вину, оно как в противном случае могло достаться и от нее… И засим, хотя девочка никогда не жаловалась, от наставников.
Теперь же взглянув на стоящего Ведогоня, Ратша довольно улыбнулся, тем движением губ благодаря Владелину за заступничество. Або ребята уже раз пережившие расставание с Выхованком и основательно привязавшиеся к Батанушке, не могли себе представить разлуки еще и с ним.
– Ну, ты, как… Ратша? – озадаченно вопросил Двужил, стоявший как и остальные гомозули подле отрока и позади Бога.
– Все лады, – отозвался мальчик, глядя в спину Седми, где по красно-золотой материи плаща накинутого на плечи поверх золотой долгополой рубахи сквозили во всех направлениях рдяные искры. – Просто маленько голова закружилась.
Ноне не только чудным смотрелся плащ Зиждителя, вельми редко им надеваемый и схваченный на груди серебряной застежкой в виде хвойной ветки, с малыми топорщившимися в разные стороны короткими иголочками, но и венец, вроде тонкой, красной бечевки опоясывающий по коло голову, и вовсе удивительно мерцающие в левой мочке уха махие капельки бледно-синего сапфира купно усыпающие ее по окоему.
– Так бывает по первому, – проронил стоящий подле Двужила Могуч и потер пальцем кончик своего мясистого носа выглядывающего из густоты волос. – По первому мутит, а посем нет.
– Али усё время мутит и посем, – вклинился в беседу Крепыш стоящий справа от мальчика.
– А чего это за такое строение? – очень тихо так, чтобы не услышал явственно недовольный чем-то и единожды хмурый Бог, вопросил отрок и кивнул в сторону парящего устройства. – И как это мы вот так враз переместились с капища сюда?
– Тебе же сказано было, вопросов не задавать, – гневливо буркнул Двужил и не менее негодующе зыркнул. – Нешто совсем безмозглый.
– Чего это он безмозглый, – обидчиво отозвался Крепыш, расстроившись тем, что его ученика при нем принижают. – Коли был безмозглый, его бы Зиждитель Воитель войводой не назначил. Это твой Граб безмозглый и наглый… Потому ты и досадуешь на моего мальчика, что избрали его, а не твоего.
– Я с выбором Зиждителя Воителя спорить не буду, как есть, так и приму, – теперь в гортанном звуке, выдыхаемом Двужилом из глубин его чрева, слышалась плохо скрываемая горечь, а на кончике носа появилась крупная капля пота, чем-то напоминающая слезинку. – Но и ты, Крепыш, и я… Мы оба знаем, что Граб более сильный ратник, и не раз побеждал и Ратшу, и других воинов в поединке. И мне в целом не понятен выбор Зиждителя Воителя, ибо Он, как и я, всегда любил и избирал самых могутных в войвод. А почему на этот раз выбрали Ратшу мне не ясно.
– Это просто, – встрял в беседу собратьев Могуч, почасту старающийся погасить какое-либо недопонимание меж гомозулей. – Выбор, верно, был не столько Зиждителя Воителя, сколько…
Однако, Могуч не договорил, потому как Бог Седми, стоявший впереди них не так уж далече, медленно повернул в их сторону голову и своим сияющим взглядом темно-серых очей, будто придавил спорщиков к земле. Отчего гомозули резко дернули вниз головами, и единожды закачались их дотоль передутые мышцами руки, а вместе с ними закачался отрок, понявший из молвленного, что войводой он стал не столько по выбору Зиждителя Воителя, сколько по просьбе Влады. А в голубом небесном куполе днесь без единого облачка внезапно ярко замерцала горящая искра, словно подающая какой сигнал и резво разрастающаяся своим сиянием в длину и ширину.
– Молчать! – наконец озвучил свой взгляд Седми, и тот мощное слово, пробежав махом по головам гомозулей, всколыхала их рыжие волосья. – Думайте, что говорите. Сие не ваше дело, кто, кого и как выбирал.
Гомозули еще ниже преклонили головы, судя по всему, страшась нарастающего гнева Бога, а глаза Ратши также рывком наполнились от огорчения слезами. Седми то или увидел, или почувствовал, посему, чтоб успокоить отрока сказал:
– Ратша выбран, потому что ему присуще такое качество как справедливость, оная может разумно подходить к ошибкам допущенным и поправлять еще не свершенные. Он может не только махать кулаком, но и утверждать свою силу словом, что, одначе, не присуще Грабу… А по поводу Двужила. Хочу напомнить тебе Крепыш, что столь дорогая нам Богам девочка. Скажем точнее бесценное для нас существо, есть его ученица и болярин поселения Лесные Поляны. Это я к тому молвил, чтобы вы прекратили всякие межличностные пререкания тем паче в присутствии мальчика. – Зиждитель перевел взор с кивающих гомозулей на отрока, и нежданно в его дотоль холодных стальных глазах блеснула теплота. – Ратша, ты выбран войводой, потому как лучший, помни это и всегда береги в себе.
