– Хорошо, – нежно продышала в ответ рани демониц.
Бережно придерживая девочку под правую руку, Кали-Даруга помогла ей сесть да опереться спиной об высокую грядушку кровати, обитую мягкой полстиной и лишь после этого передала братину. Владу спешно приняла пиалу и не менее торопко выпила сладковато-кислый напиток, дюже хорошо снимающий сухость во рту и утоляющий жажду.
– Когда я смогу погулять? Хочется подняться с ложа, – вопрошающе протянула девочка, возвращая Кали-Даруге пиалу.
Впрочем, нынче Влада говорила вельми медленно… лениво растягивая слова, похоже, полностью растеряв свою горячность.
– Думаю, это вопрос двух-трех дней не больше, – ответила рани, и неторопко опустилась на высокий деревянный стул с мягким ослоном и сидением.
Стул… который только, что внесла в комнату одна из служек, одновременно забравшая из рук Кали-Даруги пустую пиалу. Рани Черных Каликамов ласково воззрившись на девочку, мягко ей улыбнулась. Демоница вообще за эти дни ни разу, ни сказала Владелине – нет. Ни разу, ни посмотрела на нее строго, осуждающе. В ее взоре всегда сквозила забота, нежность, беспокойство, а порой, когда она с особой пронзительностью зыркала на девочку, точно желая заглянуть в глубь ее головы, и ни с чем несравнимая трепетная любовь. Если рани, что-то не могла исполнить отвечала юнице таким образом, что у той пропадало желание это видеть, иметь, слышать. И объяснения Кали-Даруги были всегда такие разумные, с которыми невозможно было поспорить, которым неможно было не подчиниться. Огнь оказался прав, Владелине было с ней легко, как и вообще с демоницами. Поступки, действия оных направлялись лишь на то, чтобы создать благоприятные условия жизни для девушки.
– Мне надо сходить к Богам и разрешить одну трудность, и тогда вы госпожа сможете прогуляться по поселению, – все тем же убеждающе-приветным тоном произнесла рани и широко улыбнулась.
Девочка самую малую толику времени всматривалась в лицо Кали-Даруги, на золотое колечко, находящееся в левой ноздре, на черные, густые массы волос ноне не прикрытые великолепным венцом, удивляясь тому, как вообще когда-то могла испугаться демоницу, ставшую за это время такой ей близкой и родной. А засим склонив влево голову, кивнула на руку, где нынче место шрама было обернуто черной переливающейся полосой материи, поспрашав:
– Ты мне Кали. – Юницы было позволительно так величать рани Черных Каликамов, чтобы снять всякие преграды в их общение. – В прошлый раз сказывала, что днесь снимите эту повязку… Однако она как я гляжу на прежнем месте.
– Повязка вас беспокоит госпожа? – встревожено вопросила Кали-Даруга и маленько подалась вперед оглядывая руку девочки. – Быть может, Кишори ее неровно наложила?
– Нет, – проронила Влада и медленно сжала и разжала кулаки, проверяя возвращающуюся в них силу. – Просто занимательно посмотреть, как пропадет шрам, и, что там теперь будет.
– Там будет ровная, гладкая кожа. Без признаков прежних следов о шраме, – речь рани звучала, словно песнопения, мелодично и нежно, и также ласково она смотрела на девушку. – Ничего не будет напоминать о прежнем следе.
– А знаешь Кали, – отозвалась Владелина, и, откинув в сторону одеяло, пошевелила правой стопой, а после левой. – Ведь Кудеснице Купавой не удалось убрать этот шрам, остались полосы. И даже клетка Отца Дивного не помогла. Другие рубцы на теле снялись, а этот нет. У меня был широкий рубец на ноге, он тоже пропал. – Девочка подтянула подол рубахи и провела перстами по правому бедру подле колена, живописуя тем движением полукруг. – Это я скакала на Угольке без седла и упала. Весьма больно ударилась головой и правым боком да вогнала огромную колючку… даже не колючку, а здоровущий шип в ногу. – Рани заметно искривила свои большие, толстые губы так, что порывчато затрепетал ее второй язык. – Я его с трудом вырвала. Но так как никого рядом не было, а юшка прямо-таки хлестала с трудом перетянула ногу оторванной штаниной, и, взобравшись на Уголька, потрусила обратно в поселение. Вуй долго не мог остановить юшку, а Двужил когда узнал о случившемся и вовсе бесконечно меня вычитывал, – девочка широко улыбнулась, припоминая былое, а посем и вовсе засмеялась, – отчего я, утомленная его болтовней, чуть было не упала.
– А, что гомозуль позволил вам раненной стоять? – в голосе Кали-Даруги прозвучало такое негодование, что, верно, окажись тут Двужил, она б его им испепелила.
– Ну, да, конечно, стояла, – поколь посмеиваясь, продолжила говорить девушка и теперь неспешно согнула ноги в коленях, проверяя как там они себя ощущают. – Он вызвал меня во двор и вычитывал, я же тогда считалась ратником. Хорошо еще, что на Ребячий мешок не позвал, я б точно до него не дошла.
– Какая неразумность поведения, – недовольно молвила рани Черных Каликамов и покачала головой, отчего берилл в кольце, вставленном в ноздрю, засветившись, мигнул фиолетовым отливом.
– Он мне также сказал… Сказал, что я неразумная, – отметила юница и затаенно зыркнула на берилл демоницы.
– Нет, я не про вас дорогая госпожа, – участливо протянула Кали-Даруга и неторопливо поднялась со своего стула. – Я про гомозуля, такая неразумность, не бережливость в отношении вашего здоровья. – Однозначно в ее речи слышалась нескрываемая досада не только на творения Расов, но и на них самих. – Об этой беспечности я не раз слышала от своих сестер, каковые жили подле Расов, но наблюдать это самой многажды сложнее. Надобно будет о том доложить Родителю при встрече, а впрочем, чего ждать от созданий, коли сами Расы таковые сухие, словно опадающая во времени листва.
В комнату бесшумно вошла Кишори, по-видимому, услышав ее поступь на лестнице рани и поднялась. Служка принесла серебряное блюдо с едой укрытое сверху белым широким ручником.
– Только можно я сама поем? – незамедлительно вопросила Влада, и распрямила полусогнутые в коленях ноги, одергивая книзу подол рубахи. – Не хочу, чтобы меня кормили. Я уже достаточно поправилась.
– Хорошо, госпожа, – ответствовала Кали-Даруга, и, шагнув к ложу девочки, подсунула ей под спину подушку и укрыла ноги скинутым в бок одеялом. – Одначе я побуду подле, абы коль утомитесь вас докормить. Вам нужно еще дня два, чтобы полностью восстановиться.
Кишори подойдя к ложу с иной стороны, опустила, на мгновенно выскочившие с под дна плотные долгие ножки, блюдо, таким образом, что оно поместилось над вытянутыми ногами юницы. Убрав ручник с блюда, служка низко поклонилась Владе, и, единожды, рани, да отошла в сторону, миг спустя и вовсе покинув помещение. На блюде, что теперь стояло перед девочкой в глубокой стеклянной, темно-синей мисе находился нежный, ароматный суп из бледно-кремовой глади, которого выглядывали весьма любимые Владелиной креветки и кусочки крабового мяса. Тонкие лепешки хлеба свернутые уголком лежали на плоской тарелке. На иных тарелях поместились густо украшенные зеленью небольшие, жареные шарики из краба сверху слегка сбрызнутые зеленоватым соусом, и салат из морепродуктов, сыра, грибов справленного сметаной. А большая, хрустальная братина была полна желтого и очень сладкого сока из яблок.
