Рас приходя к девочке, почти не одевал украшений… Точно и сам приход, и теперь одежда доставляли ему тягость, не принося какой-либо радости. И в этот раз на Дажбе из всех украшений был пластинчатый пояс, стягивающий его стан, собранный из круглых искусно вырезанных блях с покоящимися на них в средине лучисто-белыми алмазами, воротник-ожерелье из платины да светло-коричневых, крупных алмазов, огибающий шею и венец. То был усеченный конус с плоским днищем, коим он помещался на голове, и приподнятым не менее плоским навершием. По краю оттороченный златой полосой да увенчанный, из того же материала, круглой маковкой. Сам венец весьма часто менял цвет, он вдруг весь пыхал ярой краснотой, то степенно бледнея, делался почти белоснежным.
Младший Рас протянул руку и нежно огладил рыжие, вьющиеся волосики отроковицы и малеша помедлив, достаточно четко молвил, таким образом, чтобы она непременно запомнила его слова:
– Есиславушка, в прибрежных волостях Белого моря, в поселение, что расположено обок дворца вещуна вспыхнула степная лихорадка. Ваша поездка на море отменяется, пойди и скажи о том Липоксай Ягы. И не мешкай, ибо она поколь еще не охватила все селение, лишь рыбацкие районы. Ступай! – Бог сызнова провел дланью по волосам юницы и нежданно светозарно вспыхнув, обратился в малую рдяную брызгу да вместе с пурпурными искрами, поднятыми с ковра, пропал с глаз девочки.
В целом Боги все время подсказывали Есиславе. Они не передавали ей сообщения видениями, как в общем могли, а только поясняли те или иные события, уже наступившие, или только, что начавшиеся. Сберегая в покое лучицу и, одновременно, с тем стараясь выделить саму девочку так, чтобы дарицы не сомневались в ее божественности. Потому приходя нередко передавали о том или ином обстоятельстве происходящем в Дари, которые могли непосредственно затронуть саму Есиславу. А порой даже предупреждали о грядущих событиях, так как в коротких временных пределах сие узреть было доступно Дажбе и, как понятно, Першему. Несомненно за Дари, дарицами ноне приглядывали… Приглядывали не Боги, так как оно им было без надобности… За событиями происходящими на континенте следили особые создания, близкие к Зиждителям и привезенные в Солнечную систему нарочно для проведения соперничества за лучицу.
Стоило только младшему Расу уйти, Есинька дотоль застывшая от расстройства, что из-за вспыхнувшей болезни не удастся увидеть море, точно пробудившись, порывчато дрогнув, стремглав кинулась бежать к двери. Единым движением она преодолела расстояние до нее, рывком отворила створку, и, выскочив в широкий коридор, устланный лишь на третьем уровне детинца, принадлежащем божеству, мягкой, голубой дорожкой в тон своду и стенам, украшенным лазурной мозаикой в первом случае, и предивно расписанным красками во втором, резво побежала вниз на первый этаж. Вниз, потому как там находился казонок или ЗлатЗал, где по утрам принимал с докладами войвод, синдика возглавляющего военную часть нарати, или старших стряпчих собирающих и распределяющих оброк, старший жрец Липоксай Ягы.
– Ваша ясность! – прозвучал в след убегающей девочке испуганный голос Щепетухи, дотоль вместе с двумя ведунами дежурившей подле дверей.
Однако отроковица, ни слыша няньку, ни взволнованные просьбы ведунов дождаться их, поспешивших сразу за ней, продолжила свой скорый бег. Есислава вмале преодолела коридор, и, свернув налево, выскочила к каменной лестнице с широкими ступенями, покрытыми белым ковром, довольно-таки махонистой в размахе, поместившейся почитай в центре здания детинца, а потому с обеих сторон ограниченной резными перилами из витиевато скрученных балясин и изогнутыми на вроде ползущей змеи поручнями. И сама лестница, и вестибюль, в каковом она находилась, и перила на ней были сотворены из белого камня, при чем поручни, по краю ограненные золотыми полосами, блистали в свете, проникающем через широкие окна, а также в лучах отбрасываемых мощными тремя люстрами, в рожках которой была зажжены свечи.
– Ваша ясность! – раздался позади бегущей по лестнице девочки голос ведуна Волега, чаще иных, как особо приближенного к вещуну помощника, приглядывающего и охраняющего божественное чадо.
Волегу вскоре удалось нагнать юницу и подхватить ее на руки, таким побытом, чтобы разутые стопы не касались ступеней.
– Не обутая, раздетая, – взволнованно, в три голоса проронили нянька и оба ведуна.
– Пусти… пусти меня Волег! – возбужденно прикрикнула девочка, на удерживающего и прижимающего ее к своей мощной груди ведуна. – Мне нужен Ксай! Где он? где?!
Есислава была так взбудоражена еще и потому что боялась забыть выданную ей Дажбой информацию, ибо такое уже случалось не раз… Не раз задержанная кем-то в пути, или отвлеченная на то, что надобно одеться Еси забывала молвить, что-либо, как ей самой казалось, достаточно важное, или путала имена людей, название городов… время…
– Отпусти сейчас же! – Есинька и вовсе заорала, ощущая панику за людей, которые могут быть из-за ее промедления подвергнуты смертельной опасности.
Отроковица надрывисто задышала, а из глаз ее на щеки выскочили прозрачно-соленые крупные слезы. И Волег спешно опустил божество на ступеньку лестницы, с тревогой зыркнув в ее влажное от слез, каковые в доли секунд окатили всю кожу, лицо. Он знал, что любое огорчение девочки, непременно, отразится особой гневливостью вещуна на нем. Потому, когда ножки Есиславы, вновь коснулись ковра лестницы, и она продолжила свой ретивый бег, сразу тронулся за ней, на ходу пояснив:
– Его святость вещун Липоксай Ягы ноне принимает в казонке, у него в гостях вещун Боримир Ягы из Повенецкой волости… И их нельзя беспокоить, – последнюю фразу он добавил и вовсе тихо, не столько надеясь, что его поймут, сколько просто озвучивая ее согласно этикета.
Да только отроковицу этот этикет не интересовал, обобщенно она и вообще не слышала ведуна, восприняв всего-навсе отдельное и необходимое ей пояснение – казонок. Воспитанная в роскоши и баловстве, когда ее желаниям не было отказа, девочка вельми редко слышала, слушала тех, кто ниже ее по статусу, ощущая собственную исключительность с детства. Она вообще не проявляла, положенного иным не только служкам, но и вообще дарицам, трепета при виде иных вещунов или господ, что в целом и было понятно, ведь общалась с самими Богами. Однако, вместе с тем Есислава никогда не была со старшими дерзкой или грубой. На ласку и любовь отвечала той же нежностью и старалась не огорчать, не серчать и тем паче никогда не жаловаться на тех, кто за ней приглядывал, ухаживал. Просто порой она горячилась, и в той горячке точно и не ощущала, не воспринимала своих действ… несомненно, обнаруживая в себе такой же характер каким когда-то обладала Владелина.
Есислава сбежала с лестницы на второй этаж, являющийся жилым для самого Липоксай Ягы и, где, несмотря на красоту расписных стен, и свода, на мраморном полу, как в коридоре, так и на лестнице, отсутствовали ковровые дорожки и уже плюхая голыми подошвами по той глади побежала по ступеням вниз. Преодолев все также шибутно еще два пролета лестницы отроковица, наконец, достигла широкого зала ожидания расположенного в передней детинца первого этажа. Такой же белый зал ожидания был полон людей. Не только простых дарицев пришедших с просьбой к вещуну Липоксай Ягы, но и жрецов вызванных к нему на прием. Соскочив с последней ступеньки лестницы, девочка повернула налево и кинулась к широкой двери, что поместилась в стене, ограждающей с одной стороны зал ожидания да ведущая в казонок. Подле тех белых створок стояли не просто жрецы, а вооруженные мечами, покоящимися в ножнах на поясе и секырами, большими топорами, на долгих ратовищах, лезвия которых по форме напоминали полумесяц, наратники. Два наратника, как и все их представители, были обряжены в черные шаровары и красные, короткие, без рукавов рубахи, сверху на каковые одевались черные жилеты, из полубархата застегивающиеся на стеклянные пуговицы. Ворот на таких жилетах выкраивался треугольником и носился навыпуск. На ногах у наратников находились черные каныши с широким голенищем около щиколотки и привязывающимся под коленом кожаным ремешком, на голове, с коротко остриженными волосами, сидели бархатные картузы с плоским круглым верхом на высоком стоячем околыше с узким твердым козырьком над лбом. Лица наратников были гладко выбриты, что их мгновенно отличало от иных воинов, указывая на них как на приверженцев вещуна, ибо они также принадлежали к жреческой касте.
